Антон Ульянский - Мир приключений, 1925 № 03

Я бежал, преследуемый роем больно жалящих мух (ужасные тропические осы) и, перейдя через грязный ручей, где трепыхались огромные черные крабы, укрылся, здравый и невредимый, в бывшем каторжном лагере Куру, расформированном по капризу ретивого медицинского инспектора.

Куру находится в двадцати двух километрах от Кайенны, при устье реки, против островов Спасения. У меня назначено было гам свидание с моими товарищами по путешествию.

После такой быстрой ходьбы удушливое утро казалось мне еще более тяжким.

Администрация оставила в лагере пять или шесть военных смотрителей и человек тридцать старых каторжников, занятых перевозкой в Сен-Лорен на Марони годного еще инвентаря. Напрасный труд! Без всякого основания разрушали то, что было создано пятнадцатилетней работой. Так обстоят дела во французской Гвиане, где девственный лес мало по малу властно отвоевывает у человека то, что создано его гением.

Отдохнув и освежившись чудесным замороженным пуншем, я пошел бродить один по пустынному лагерю.

В самом конце лагеря на скале, возвышающейся над морем, я встретил человека, высохшего в колониальном климате, с темно-красным, истасканным лицом, с потухшими глазами. Он приподнял свою широкую соломенную шляпу. И, хотя это не полагалось, я протянул ему папиросы, он быстро схватил их и спрятал в шляпу… Я облокотился на нечто вроде парапета и осмотрелся. Подо мною небольшой пляж был усеян обломками и всевозможными предметами: консервными коробками, кусками дерева, кирпичами, сломанными зонтами и бочками с вышибленным дном.

Морские волны набегали и убегали. Вдруг нахлынула высокая волна и выбросила трех огромных акул; как собаки, набросились они на валявшиеся на земле предметы, затем нырнули в воду, и волна унесла их обратно. Акулы не нашли себе пищи.

Тогда каторжник, запинаясь, обратился ко мне:

— Стража здесь не нужна! Куда нам бежать? Вглубь страны? Негры охотятся за нами и выдают нас, чтобы получить премию. Бежать морем?.. Там нас стерегут акулы!..

— Давно вы здесь?

— Двадцать пять лет!..

— Вам не уменьшили срок наказания?

— Нет! У меня было несколько столкновений со стражей, а затем я пытался убежать с компанией приятелей. Пришлось вернуться в лагерь, замучили голод и лихорадка… Все это мне зачли… Но теперь бояться нечего. Я уже инвалид! Мне пятьдесят восемь лет, и я жду только билета для последней поездки.

Над нашими головами ослепительное небо. Вокруг нас тень огромного бавольника (тропическое дерево), ветви которого раскинулись, подобно громадному зонту. Несмотря на черные очки, мне слепило глаза, но я не мог оторваться от чудного зрелища темно-синего океана и островов Спасения — они казались совсем близко и покрытые высокой зеленой листвой кокосовых пальм, склонявшихся под ветром, походили на прекрасные сады. Каторжник следил за моими взглядами 1 понимал мое восхищенное молчание.

В горячем воздухе снова прозвучал его хриплый голос:

— Вы находите, что это красиво, не правда ли? Действительно, похоже на места, куда приезжают отдохнуть и развлечься. Стоит побывать там, чтобы поскорее вернуться обратно, — это выражение вполне уместно.

— Вы бывали там?

— Был некоторое время. У меня произошла схватка с смотрителем-арабом. Он меня ненавидел и преследовал, я едва не убил его, и меня отправили туда в качестве чернорабочего к узникам. Сначала меня заточили на Королевский остров. Да, это настоящий рай! С вершины плоскогорья видны, между казармами и госпиталем, длинные бараки Главного штаба войск, военных смотрителей, и все это обнесено толстой стеной, которая отделяет этот особый мирок от ссыльных. Госпиталь — место отдохновения в этом аду! Право, я не шучу, а деревянная часовня украшена замечательными скульптурными изображениями и картинами работы несчастных заключенных художников, которым удалось познать в палате № 5 всю прелесть гостеприимства, не стесненного никакими правилами, что так нравилось Моблеру, бывшему начальнику каторги. Да, это было приятное местопребывание. Если бы знать это в молодые годы, то не стоило бы так бояться «несчастного случая» или кровавых развязок! Но двадцать лет тому назад я присутствовал там на похоронах… Теперь уже не то! А в мое время мы называли церковный колокол ресторанным звонком, так как он созывал на пиршество…