Array Журнал «Искатель» - Искатель, 1961 №2

Кроме нас двоих, все смотрели на Вана с изумлением, смешанным со страхом.

— Невероятно! — повторял Пат. — Что вы делали до сих пор, молодой человек?!

— Ничего… только получал знания…

— Это правда… И Эйнштейн не блистал в институте… Но такой мыслитель, как вы… Невероятно!

Ван заколебался.

— Простите, профессор, но это было колоссальное умственное напряжение. Я… сдал?

— Конечно. Прекрасно! Почти максимальное количество очков…

— Мне можно уйти? Я хотел бы немного отдохнуть.

— Ну, разумеется, идите. Необходимо беречь такой чудесный инструмент, как ваш мозг.

Я вышел с Ваном. В дверях еще слышал слова профессора:

— Видите! Цереброскоп может служить также для обнаружения гениев…

Я подумал, что произойдет, если на одном экзамене обнаружатся три гения мысли. Но отвечать надо. Выбора у меня не было.

Остальное произошло быстро. Ван надел на меня нег-цереброскоп, и я вернулся в лабораторию. Пожалуй, слишком волновался. Чувствовал, что мои колени словно сделаны из ваты. Мысленно я без конца повторял: «Второе гнездо третий ряд, третье гнездо пятый ряд». Будто сквозь туман слышал, как сдавал Аль, как Пат продолжал восхищаться гениальностью Вана. Наконец пришла моя очередь. Я быстро вскочил в кабину, захлопнул дверь, вынул провода из карманов и вдруг понял: не могу припомнить номеров гнезд. Мне стало жарко. Через минуту раздастся первый вопрос. Нет, не могу вспомнить! Кажется, второе гнездо третий ряд и третье гнездо четвертый ряд. Пожалуй, так. Все равно ничего другого не придумать. Я как можно скорее воткнул штеккеры в гнезда, распрямился в кресле и с облегчением вздохнул. Теперь ответ придет сам, только нельзя ни о чем думать.

Пат монотонно повторял свои формулы. Я даже не слушал. Для меня экзамен был уже позади.

Впереди — отдых. Вода, паруса… Я представил себе ласточек, носящихся над водой, почти касающихся ее поверхности, отражающей цвета заката…

Неожиданно заметил, что уже горит красная лампочка. Пожалуй, все в порядке. Автомат трещал переключателями. Потом все утихло. Сквозь окно я увидел, как мои товарищи захлебываются от смеха, и выскочил из кабины. — То, что ласточки летают и каким-то образом строят гнезда, пожалуй, еще не совсем кибернетика, — рассуждал Макс.

Один Пат не смеялся. Молчал., красный от гнева.

— Может быть, цереброскоп испортился… — неуверенно предположил я.

— Это гений Вана вывел его из строя, — подсказал кто-то сбоку.

— Наверно, перегрузил, — добавил Кор с глубоким убеждением.

— Мы не станем сдавать испорченному автомату!

— И вообще неизвестно, работал ли он правильно с самого начала… Бен прекрасно все знал — и провалился… — поднялась волна голосов.

Теперь Пат стоял бледный. Все взгляды устремились на него. Наконец он сказал:

— Прошу меня извинить. Конечно, все оценки будут аннулированы. Нельзя судить о знаниях студентов на основании показаний так скверно работающего прибора.

От энергии профессора не осталось и следа. Он остановился у стены, пропуская студентов, со смехом покидавших зал..

— Кретинский гений! — приветствовал меня Ван. — Ты знаешь, что сделал? Подключился непосредственно к диспозитору цереброскопа и направлял его собственными мыслями. Он выбирал информацию по вопросам, о которых ты думал. Скажи честно, ты думал о ласточках?

— Да.

— Тогда все ясно. Ну, кажется мне, Пат не возобновит своих опытов после такого провала! — Ван захлебнулся смехом.

— Наверно, нет…

Эта история оставалась нашей тайной. С тех пор прошло два года, и теперь мы кончаем институт. На Вана по-прежнему еще смотрят подозрительно и показывают его первокурсникам:

— Это тот, который думал быстрее, чем цереброскоп…

Рисунки П. Павлинова

Натужный сердитый рев моторов, круто взметнувших к небу маленький «Ди-Эйч Дав», прокатился дрожащим эхом и замер вдали. Человек, стоявший на песке, подумал, что, может, вообще в последний раз суждено ему слышать звук моторов. Попасться в такую западню — он здесь словно в треуголке, зажатый между пустынным морем, пустынным небом и такой же пустынной пустыней. Нетрудно догадаться, что будет с ним дальше.

«Ну, уж если и на этот раз выпутаюсь, — сказал он себе с легкостью, которая не убедила и не успокоила его самого, — то летать брошу совсем. На этот раз все, сыт по горло».