Array Журнал «Искатель» - Искатель, 1961 №2

— Чудесно! Но как…

— Подожди. Вопрос третий: как вы назвали бы человека, сказавшего вам, как это сделать?

— Гением!

— Защитником угнетенных!

— Единица, — отметил Ван. — Этот человек — я. Присвоенные мне титулы напишите печатными буквами и повесьте над моей кроватью. Так вот, идея настолько проста, что даже удивительно, как никто не додумался до этого раньше. С — чем сравнивает цереброскоп полученные от нас ответы? С сообщениями, идущими от мнемотронов. Стало быть, достаточно подключиться к мнемотрону, собрать информацию и послать ее на передающее приспособление с силой токов нашего мозга. Если сам в это время не будешь ни о чем думать, ответ будет на сто процентов правильным. Ну как?

— Мысль прекрасная, но для ее реализации необходимо знать устройство цереброскопа. А как ты узнаешь?

— Я подумал об этом. Устройство автомата мы узнаем во время дежурства Макса.

— Но он не позволяет даже приблизиться к машине. Попробуем лучше во время дежурства другого ассистента.

— Не торопись. Ты, Тор, пойдешь к нему со своими древними бумажками, почтовыми марками, — так, кажется, они называются. Можешь ему даже предложить несколько штук. Макс за них душу отдаст.

— Ну ладно, но…

— Никаких «но». Для общей пользы тебе придется урезать свою странную любовь к намазанным клеем бумажкам.

Это ставило крест на дальнейшей дискуссии. К Максу мы пошли на следующий день.

— Вы не видели цереброскопа? Не унывайте, еще увидите, — скрипуче рассмеялся он.

— Видели. Ничего особенного, — начал Ван.

— Ну, ну, — засмеялся Макс, на этот раз уж совсем неизвестно чему.

Ободренный столь удачно развивающейся беседой, Ван приступил к существу дела.

— Коллега, — он указал на Тора, — только что получил из Европы несколько марок, но не сумел определить, к какому периоду они относятся.

— Да?.. Покажите-ка…

Я впервые увидел на лице Макса что-то вроде возбуждения.

Тор, с трудом передвигая ноги, подошел к Максу. Потом решился и протянул ему альбом. Макс схватил его, открыл.

— О, чудесные марки, прекрасные марки! — Слово «марки» он произносил с особенной любовью. — Например, эта. Искусство, а? — обратился он к нам.

— Конечно! — воскликнули мы в два голоса.

Тор, пришибленный, молчал.

— Исключительная работа древних мастеров! — продолжал Макс свой монолог. Он был уже на третьей странице. Мы оставили ассистента склонившимся над треугольниками с грибами и подошли с Ваном к цереброскопу. Вход в кабину был приоткрыт. Я просунул голову внутрь. Кресло, шлем, какие-то переключатели, клавиши, контрольные лампочки…

— Тут где-то должна быть схема… — шептал Ван, пытаясь заглянуть под сиденье. — Какая-то таблица с гнездами. Есть! — он откинул спинку сиденья, под которой фосфоресцировала схема.

Мы молча всмотрелись в нее.

— Здесь, — ткнул я пальцем в схему, — надо было бы подключить провод.

— Согласен. Но где это может быть в кабине?

— Черт его знает! Хотя смотри! Вот центральный делитель импульсов. Подключение должно быть сразу за ним.

— В таком случае подключимся, пожалуй, тут, — Ван коснулся щита со множеством гнезд.

Предположение оказалось правильным. Через несколько минут мы знали все.

— Запомни! Второе гнездо третий ряд и третье гнездо пятый ряд. Только не перепутай.

— Второе гнездо третий ряд и третье гнездо пятый ряд, — повторил я.

Мы незаметно выскользнули из кабины. Треугольнички уже сменили хозяина, и Макс как раз убеждал Тора в несомненно большей ценности ромбов, которые Тор получал взамен.

— А может быть, мы все-таки осмотрим цереброскоп? — неожиданно спросил Ван.

Макс мгновенно умолк и медленно повернул голову. Минуту смотрел на Вана.

— Нет, нельзя… — он сказал это странным голосом. Помолчав, обратился к Тору: — Возьми свои треугольники. Боюсь, я не найду ромбов… Таких, чтобы тебе понравились… — добавил он едва слышно.

Тор покраснел от удовольствия и начал осторожно перекладывать треугольники обратно в свой альбом.

— А теперь идите отсюда, — сказал Макс тихо, но с удивительной решимостью.

Мы молча покинули лабораторию.

— Пойдем на пристань, что ли… — предложил я.

— Нет. Скорее в нашу лабораторию готовить негцереброскоп, так я предлагаю назвать наше изобретение, — твердо решил Ван.

Мы пошли в лабораторию, и начались труды тяжкие. Неподвижно торчала темная голова Тора, склонившаяся над экранами трех мнемотронов. Ван и я работали с автоматическим конструктором. Задали ему ограничительные данные. Прежде всего негцереброскоп должен был быть совершенно плоским.