Хаджи-Мурат Мугуев - Господин из Стамбула. Градоначальник

— Спасибо, ага! Вот вам еще пять лир за труды, — сказал я, и мы разошлись, довольные друг другом.

Я пошел к пышным дворцам турецких султанов, величественно возвышавшимся над водами Золотого Рога. Эти цветные, залитые солнцем полусказочные дворцы невольно переносят вас в мир Шехерезады и старых турецко-византийских сказаний. Белые широкие ступени мрамора сходят прямо к воде. Горят, переливаются в солнечных бликах окна и купола.

И здесь, у пышных дворцов бывшей Оттоманской империи, стаями бродят итальянские берсальеры — солдаты с петушиными перьями на шляпах, сенегальцы с черными, как голенище, лицами, морская пехота англичан, шотландские солдаты в клетчатых юбочках и веселые, шумные французские пуалю — словом, все те, кто оккупировал Константинополь.

Шестой час, идти домой еще рано. Анна Александровна предупредила, что придет поздно. Бродя по городу, я продолжал думать о предстоящей операции. Затягивать ее было нельзя. Ведь в Стамбуле сейчас находились представители всех контрразведок Европы.

Я зашел в синема «Спленднд», посмотрел американскую картину «Нетерпимость» и в одиннадцатом часу ночи направился в отель, зайдя по пути в цветочный магазин.

Анна Александровна была дома.

— Я не знал, что вы дома, иначе пришел бы раньше…

— Спасибо за цветы. Прелестные орхидеи! — Она поставила их в вазу.

— Вы хотите есть? — спросил я. Налив из термоса кофе, Анна пила его и заедала кусочком сыра.

— Я не обедала, — ответила она, — но это неважно. Ну? — Она выжидательно посмотрела на меня.

— Был, видел сейф, получил пропуск, правда, временный, в апартаменты Артифексова. — И я рассказал ей обо всем.

Анна молча выслушала меня.

— А ведь вы могли бы стать другим, Женя… — она вздохнула.

— Анна! — Я поднялся с места. За все эти дни я впервые назвал ее так.

Она быстро и нерешительно взглянула на меня и отошла в глубь комнаты.

— Я все понимаю. И кто вы, и зачем мы здесь вместе, и даже то, для чего… для кого я должен открыть сейф…

Она стояла у окна, внимательно глядя на меня.

— Я жил плохо, но, если надо умереть хорошо, я сделаю для вас и это.

— Зачем умирать? — тихо произнесла она. — Надо жить, но другим и по-другому.

— Мне опостылело прошлое, и я с радостью пойду с вами на все, что угодно.

— Верю. А теперь сядьте возле меня и слушайте, внимательно слушайте то, что я вам скажу. Вы знаете, Женя, кто я?

— Догадываюсь. Вы большевичка, красная, и вам, вернее, вашим товарищам, нужны какие-то бумаги из сейфа Артифексова.

Мы говорили тихо, еле слышным шепотом.

— Да, я коммунистка. И мне поручено достать секретные документы.

Она ясным и доверчивым взглядом смотрела мне в глаза.

— Я не скрою ничего от вас, Женя, выслушайте меня. Я училась в Тифлисе, в заведении святой Нины, вместе со мной училась и дочь генерала Шатилова, в то время бывшего помощником Воронцова-Дашкова — наместника на Кавказе. Генерал был крут с подчиненными, но мягок со своей единственной дочерью Вероникой, с которой я очень дружила. Мы с детских лет находились вместе, я довольно часто бывала по воскресеньям и праздникам у Шатиловых. Мой отец, полковник Кантемир, в юнкерские годы дружил с Шатиловым, и эта дружба между ними продолжалась до самой смерти отца. Мне было десять лет, когда умер отец, и меня определили в институт на казенную стипендию в Тифлисе. Это сделал Шатилов в память моего отца. Мама жила в России, и я стала своим человеком в семье Вероники.

Окончив заведение святой Нины, Вероника осталась с родителями в Тифлисе, а я уехала к маме и сестре. Жили мы бедно, на маленькую отцовскую пенсию. Потом я поступила на Бестужевские курсы. Три года среди революционной молодежи, встречи с рабочими, народный дом, студенты, нелегальная литература — все это не могло не захватить меня. Началась мировая война, начались митинги против войны. Я симпатизировала большевикам. А война все затягивалась и расширялась. Острей шла революционная борьба. В шестнадцатом году я стала членом большевистской партии, но, как дворянка, связанная по отцу с военными кругами, легально, открыто не работала нигде. Меня берегли для будущего… И вот в семнадцатом году мне было приказано в качестве беженки уехать в Ростов. Здесь я встретила Веронику и ее отца. Ни она, ни Шатилов не подозревали, что я большевичка. Вероника ввела меня в круг донских и добровольческих высокопоставленных военных. Это и было моей задачей. Я пробыла там весь деникинский период. В девятнадцатом году Вероника вышла замуж за итальянского дельца, богатого и родовитого человека, и уехала с ним в Италию, а я отступила в Крым вместе с белой знатью. Здесь Шатилов был вторым лицом после Врангеля, и это еще больше укрепило мое положение.