Морис Ренар - Всемирный следопыт, 1927 № 01

Этель, прежде всего, позаботилась о том, чтобы дать каждому необходимый отдых. Она и Джим должны были дежурить по очереди. Что касается меня, завлеченного в это путешествие по неведению, то мне было предоставлено спать хоть все время. Я думаю, что сестра боялась моей нервности, которая проявлялась у меня в порывах тревоги и в раздражении против Джима.

Изнемогая от усталости, я растянулся на стеклянном полу каюты и заснул.

Когда я проснулся, перископ освещал каюту слабым светом; Этель спала, похожая в этом полумраке на мертвеца. Джим, огромный и уродливый, величаво исполнял свою ответственную обязанность. Кругом нас молчала безысходная ночь.

Я поддался внезапному страху и сделал бессознательное движение отчаяния, Моя рука коснулась какого-то. гладкого холодного предмета… Это была бутылка с брэнди… Я стал пить его, совершенно, не думая о том, какое действие он окажет на мою усталую голову в тесном неудобном помещении, где я был заперт.

Было 7 часов. Мы находились над Бамарскими островами, когда Этель отдала приказ остановить мотор.

— Ну, Арчи, вставай! Довольно спать! Возьмись за руль!

— Слушаю, мадам Корбет, — сказал я с любезной улыбкой. — К вашим услугам, мадам Корбет.

Сестра торопливо осветила каюту и подозрительно посмотрела на меня. В течение почти всего дня она сидела ко мне спиной и не знала, спал я или нет. Радостное выражение моего лица она приписала приятной перспективе скорого прибытия в Бельмонт.

Тормоза скрипели. Ветер затихал. Мои спутники были совершенно поглощены сложными операциями над непонятным мне механизмом. Мне стыдно было за свое бездействие. Но благородная гордость наполняла меня при мысли о том, какие важные услуги «я окажу, управляя рулем при спуске. Тогда они увидят мой талант рулевого. Раз-два, — правый борт! Раз-два, — левый борт!

И, чтобы увидеть, что получится, я дернул по очереди за оба шнура. Само собой разумеется, руль остался неподвижен. Сжатый воздушным вихрем, он не мог двигаться на своих шарнирах. Я дергал изо всех сил, но ручки оставались в прежнем положении. Это меня рассердило. «Нет, ты сдвинешься, голубчик!»— заявил я про себя упрямому рулю. — «Ты сдвинешься, чего бы мне это ни стоило!».

И я дернул так сильно, что одна из ручек оторвалась, выдрав при этом из перегородки довольно большой кусок.

Это сразу охладило мой пыл. Я притих и думал уже только о том, как бы мои спутники не заметили, что я натворил.

Но опасения мои были совершенно напрасны, потому что оба были заняты своими аппаратами. Я старался прицепить рукоятку на прежнее место, но стержень, к которому она прикреплялась, ушел в отверстие, через которое он проходил в каюту. Было безумием с моей стороны надеяться, что мне удастся поправить беду, не входя в помещение мотора. Кроме того, я совершенно не знал устройства руля.

Но я неутомимо работал над этим предприятием, обреченным на неудачу. И вдруг терпение мое лопнуло. Гнев овладел мной. Я изо всей силы толкнул ручку вглубь и вверх. Она встретила какой-то предмет, который подался почти так же легко, как лист картона. Ручка прошла его насквозь. Я почувствовал, что ручка застряла в образовавшемся отверстии, и с силой дернул ее. Тогда вдруг послышался свист, заглушивший свист воздуха.

Этель прислушалась. Увидя меня выдергивающим ручку из отверстия, где она застряла, сестра дико вскрикнула.

В это время ручка подалась, наконец. Послышался слабый треск, как будто что-то вспыхнуло… Оба бросились ко мне, крича:

— Джим! Скорее! Газ выходит!.. Там, кажется, искра!..

Но было уже поздно.

Джим бросился к жироскопам. А я, теряя всякое соображение, открыл дверь, которая вела… в бездну. Но броситься я не успел. Стало невыносимо жарко. Раздался оглушительный гром, невыносимо яркий свет, невыносимо громкий треск. Я ухватился за дверь и потерял сознание…

Конец приключения известен вам, господа, лучше, чем мне.

Мистер Арчибальд Клерк окончил свой рассказ. Мы, разинув рты, слушали, как он произносил свои последние слова и допивал последний глоток вина. Благодаря его стараниям поубавилось сигар в ящике, а виски осталось в бутылке только на дне. Мы часто перебивали рассказ мистера Клерка восклицаниями: «А!» «О!» Мне несколько раз приходилось помогать ему подыскивать слова. И он пользовался этими минутами перерыва для того, чтобы истреблять сигары и виски.

Гаэтан бесцеремонно глазел на этого единственного уцелевшего участника чудесного путешествия. Мистер Клерк встал и подошел к одному из иллюминаторов, но в них ничего не было видно, кроме однообразных волн и ясного неба.