Кто представляет себе жизнь на скотоводческой ферме в виде ряда разбойничьих и охотничьих приключений, как это делал я, тот жестоко ошибается. Это — почти непрерывная работа топором и лопатой, бесконечные поездки верхом по палимым солнцем равнинам, постоянные ночные бодрствования и прочие «удовольствия» в таком же роде. Живя на ферме, надо все уметь: чинить заборы, вытаскивать из болота увязнувшего быка, доить коров, травить диких собак, чинить седла и т. д. Только в определенное время года, после периода дождей, ковбой исполняет свои собственные обязанности. Он по две недели кряду раз’езжает верхом по кустарникам, пока не загонит всех намеченных телят и коров.
* * *
Прежде чем приступить к накладыванию тавро на телят, надо было об’ездить несколько молодых лошадей. Вряд ли можно назвать «охотой» загон молодых лошадей в огороженное пространство. Но я не знаю лучшего спорта, чем скакать за табуном несущихся жеребят, заходя им то с левого, то с правого фланга, то наперерез им, чтобы загнать, наконец, в ворота загона, где они, дрожа и фыркая, бьют землю копытами и обнюхивают, тревожно вытягивая головы, столбы загородки.
После этого начинается «обламывание». Один из жеребят отделяется и загоняется в отдельную изгородь, где ему накидывают на шею лассо. После этого его щекочут и гладят длинным шестом. Жеребенок все время с бешенством бросается на своего мучителя, но тот пользуется всякий раз случаем, чтобы опутать ему ноги и шею. Наконец, животное не может больше двигаться, потому что каждое движение все туже затягивает петлю на шее или валит его с ног. Хорошенький способ «учения»!..
Жеребенка загоняют в отдельную изгородь, где ему на шею накидывают лассо, и начинается «обламывание»…
Когда жеребенок немного успокоится, его седлают, взнуздывают, и об’езжающий взбирается ему на спину. Брыкаться он не может, потому что петля затягивается у него на шее, но он кусается, бросается на землю и катается по ней до тех пор, пока, наконец, измученный, не сдается окончательно… Тогда у него снимают с шеи лассо, отворяют ворота и он мчится на волю, в кустарники. Простор подстрекает его еще раз попытаться освободиться от своего мучителя. Но это ему не удается, и он после долгой скачки возвращается в загородку, покрытый пеной, но послушный поводьям. Огонь строптивости в его глазах уже погас.
На другое утро процедура повторяется. Но худшее уже позади, и через несколько дней жеребенок заносится в книги в рубрику «объезженных лошадей».
* * *
В это время года, ночью, ковбой, пожираемый москитами и муравьями, спит на земле, а утром, еще до рассвета, отправляется по сырой траве, дрожа от холода, ловить лошадей. Потом наступает бесконечный знойный день, почти всегда без воды. С ослепленными ярким солнцем глазами ковбой то мчится галопом по лесу, с опасностью сломать себе шею, то плетется в густом облаке едкой пыли за медленно двигающимся к ночному лагерю стадом, надрывая пересохшую глотку, чтобы подогнать отстающих коров.
Ночью стадо часто приходится сторожить, потому что изгороди есть не везде. Смертельно усталый ходит ковбой кругом стада, и считает себя счастливым, если: скот лежит спокойно. Звезды «Южного Креста» медленно движутся по небу и, наконец, показывают полночь. Смена. Камнем падает ковбой на землю и засыпает…
И вдруг — громкий крик. Спящего трясут за плечо, он вскакивает, протирает глаза… Поздно. Костер почти совсем погас. Издали доносится шум, похожий на гром. Земля дрожит. Стадо исчезло.
«Стампид»!…
Ковбой схватывает обороть и кнут, которые лежат рядом с «подушкой» (полмешка муки), и бросается во мрак. Он ловит первую попавшуюся лошадь, распутывает ей ноги и мчится через лес, доверяя целость своих коленных чашек и даже жизнь разуму животного.
«Стампид»!.. Ковбой схватывает обороть и кнут и бросается во мрак. Он ловит первую попавшуюся лошадь и мчится за обезумевшим стадом, стараясь оттеснять испуганных животных от опасных мест.
Мчится ковбой. Вблизи кто-то падает, конь и всадник лежат на земле, но останавливаться некогда.
Скоро в темноте ковбой различает встревоженное стадо. Пришпорив лошадь, он проносится мимо бегущего стада и об’езжает его с фронта. Лошадь худа, хребет ее остр, как топор, а скакать приходится без седла! Ковбой наклоняется вперед, цепляется за гриву и мчится в темноте. Стволы деревьев мелькают жутко близко, словно телеграфные столбы мимо курьерского поезда. Всадник заходит с фланга обезумевшего стада.
Читать дальше