Залман Танхимович - Опасное задание. Конец атамана [Повести]

Тот поколебался, все же взял рыбину и ответил по-рыбацки.

— Пусть будет всегда ваш улов равен этой щедрости, — и, помолчав, добавил: — Идемте к костру, чай вскипятили.

Избасар, кивнув, стал выбрасывать рыбу к ногам спешивших сюда со всех сторон ловцов.

— Берите, счастья нам пожелайте.

— Желаем, желаем, — отвечали рыбаки.

— Счастье-то, как видать, вы нам привезли. Неделю пустые с промысла вертаемся, — сказал старый ловец с окладистой русой бородой, прикидывая на изъеденной солью ладони огромного леща. — Пошла, знатца, рыба, завтра и мы, знатца, с уловом будем. Побегу, обскажу своим.

Прихватив одежду, Избасар с Кожгали пошли по косе к костру Бейсенгали. Ахтан остался с Мазо.

— Сюда давайте, — встретил их Байкуат. — Кошму для вас постелили.

— А третий где? — настороженно спросил сидевший у костра Бейсенгали, выставляя на середину кошмы деревянные кисе и блюдо с рыбой.

— Остался. Там, больной, — ответил Избасар.

И разговор сразу перекинулся на сегодняшний улов. Подошли еще рыбаки, принялись расспрашивать, где кидали сети. Намечали сообща места завтрашнего лова.

Когда Избасар рассказал об английском корабле, Байкуат так и покатился от смеха.

— Раскачали и вниз, — громко хохотал он не столько над Джанименовым, сколько от избытка нерастраченной силы.

Совсем иначе встретил это сообщение Бейсенгали.

— На англичанке был? — поворошил он костер и умолк. Но Избасар все время ловил на себе его острый, немигающий, как у птицы, взгляд и резко оборачивался. Тогда по губам Бейсенгали скользила усмешка, но взгляда своего, который, казалось, мог бы прожечь железо, он не отводил. Костер догорал, завитки дыма бежали ввысь, запахнутые звездной полостью.

«Как бы такой „друг“ не пырнул ножом», — думал про Бейсенгали Избасар. И в свою очередь стал присматриваться к нему.

Вот Бейсенгали повернулся к Кожгали, бросившему в костер охапку сухого камыша.

Костер брызнул продолговатой струйкой и на какой-то миг убрал со щеки Бейсенгали шрам. А Избасару вдруг показалось, что он видел раньше и этот высокий лоб, и этот небольшой нос с широко распахнутыми крыльями ноздрей, и густые вразлет брови.

Теперь уже Бейсенгали поднимал рывком голову, чувствуя на себе чужой взгляд. А позже, когда кое-кто из рыбаков, расстелив у костра немудреные пожитки и подбросив под головы собственные кулаки, начал понемногу похрапывать, Бейсенгали тихо запел.

И не стало сразу ни плеска моря, ни потрескивания костра. И шрам уже теперь окончательно исчез со щеки певца. Его лицо озарилось каким-то очень теплым внутренним светом. А в голосе Бейсенгали столько затаенной горечи, столько обнаженной тоски, что, слушая его, нельзя унять щемящее чувство, которое властно поднимается из глубин души, кажется, голос одноглазого сейчас затопит этой своей нечеловеческой тоской и косу, и берег, как вешнее половодье топит низинные луга.

Бейсенгали пел про степь, про звезды. Он просил их осветить дорогу той, которую любит.

А Избасару вспомнился такой же поздний вечер. На поляне, подступившей к рыбацкому поселку, собралась молодежь.

На глиняном дувале — он, Избасар, совсем еще мальчишка. Ему нельзя в круг, где сидят девушки и ребята повзрослее.

В центре круга с домброй… Акылбек.

— Спой, спой еще, — просят его.

И он поет эту вот песню про звезды.

Постаревший, изуродованный Акылбек и сидел сейчас перед Избасаром у ловецкого костра.

— Пойдем, поговорить надо, — положил ему на плечо руку Избасар, когда Бейсенгали замолчал и сидел поникший.

— Поговорить? — Бейсенгали вздрогнул, набросил чапан и пошел за Джанименовым, похоже не понимая, куда идет, зачем. В душе у него все еще звучала песня, он пока не освободился еще от ее чар.

У самой воды Избасар остановился.

— Я узнал тебя, Акылбек, — круто повернулся он к Бейсенгали. — Ты убил Темирбека!

Одноглазый стремительно нагнулся, выхватил нож и кинулся на Избасара. Тот все же успел перехватить ему руку, сжать и завернуть за спину. Нож упал на песок.

— Отпусти, — прохрипел Бейсенгали.

— Не кидайся как тигр. Я тебе не враг, — Избасар опустился на корточки и начал сворачивать цигарку. — Погляди на меня, неужели не узнаешь и теперь?

— Нет.

— Помогу. Ты нашел тогда в камышах обесчещенную байским сынком Темирбеком свою младшую сестренку, ты кинулся в юрту бая. Увидев тебя, Темирбек завизжал как поросенок, потом он бросился бежать. Ты заставил его вернуться и убил. Разве я не так говорю?