— Но, но, — тоненьким голоском завопил Омартай и сильнее толкнул Избасара, будто вымещал на нем гнев. — Почему стоишь? Почему не идешь назад? Отправляйся на лов! — и, недовольно поводя тощей шеей, не торопясь, зашагал к стоявшим в отдалении юртам.
— Эй, горбоносый, — подражая Омартаю, крикнул Избасару одноглазый, — ходи сюда. Пить чай будем.
— Ладно, — махнул Избасар в ответ и повел лодку к лодке одноглазого. Тот стоял на корме.
— Бросай чалку, у нас парус хороший, обе лодки потянет.
Кожгали бросил одноглазому чалку.
Вскоре он, Избасар и Ахтан перебрались в чужую лодку.
— Ассалаумагалейкум, — пожал им по русскому обычаю руки одноглазый и присел у расстеленного куска брезента. Кроме него, в лодке находился русский ловец и рослый казах, который упоминал про бинокль.
— Амансызба, — приветствовал он гостей и, оглядев Избасара, спросил:
— Давно хозяина на спине таскаешь?
Есть захочешь, потащишь, — ответил угрюмо Избасар.
— Голод заставит, верно, — согласился одноглазый.
— А тебе, как нашему Байкуату, — ткнул он в плечистого казаха, — много есть надо. Вон какие вы большие. Поливали вас, что ли?
— Меня не поливали, сам рос, — захохотал на всю бухту Байкуат и протянул одноглазому чайник.
— Давай, угощай гостей, Бейсенгали.
С минуту все молча следили, как наполняются чаем деревянные пиалы. Заедали чай мелко нарезанными кусочками печеной в золе лепешки и соленой воблой.
— Эх, мяса бы, — отодвинул от себя воблу Байкуат. — Пойду принесу, однако!
— Откуда? — удивился Бейсенгали.
— А вчера, когда сеть в заливе ставили, видел на берегу отару?
— Видел.
— Чья она, думаешь?
— Конусбая, конечно.
— Моя.
— Ох, убиваешь ты меня, — схватился за живот и захохотал прерывисто, со всхлипываниями Бейсенгали. — Или считаешь, что стоит только тысячу раз сказать «бесбармак» — сразу будешь сытым? Ох, убил.
— Сам ты себя убиваешь. Тебя все умным считают, а ты, оказывается, — Байкуат безнадежно зачмокал языком, — простых вещей не понимаешь. Как будешь жить, Бейсенгали, раз не понимаешь?
— Что ты хочешь сильно барашка кушать, это я понимаю, — с трудом справился со смехом Бейсенгали.
— А если я, Байкуат, сын Умурзака, пятнадцать лет пас Конусбаю отары. Сколько это я ему вырастил овец? И ни одной не могу скушать? — удивленно развел руки Байкуат.
— Глазами всю отару можешь скушать. Только глаза еще труднее накормить, чем живот.
— Это раньше глазами ел. Теперь зубами буду есть. Слыхал, что в степи, за Забуруном, произошло?
Единственный зрачок Бейсенгали прошелся по гостям.
«Слыхал», — определил по этому взгляду Избасар.
— Нет. А что там случилось? Расскажи.
— Туда кзыл-аскеры пришли, — понизил Байкуат голос, — всех баев до Сыр-Дарьи прогнали, а скот их беднякам роздали. Узун-кулак говорит: «На каждого чабана и ловца по два десятка овец досталось, — Байкуат замолчал, подумал и добавил: — Больше, по три десятка».
— Меньше бы болтал, — одернул его Бейсенгали. — Язык мало ли чего не наплетет, он ничего не боится, хоть много зубов вокруг. А тебе за эти слова могут поубавить рост вот на столько, — он чиркнул себя ребром ладони по шее. Его единственный зрачок испытующе и беспокойно разглядывал всех поочередно.
Избасар понял, что разговор про кзыл-аскеров предназначен специально для них, и, опрокинув пиалку донышком кверху, поднялся.
Флотилии рыбацких лодок покидали ракушенскую бухту, широким веером рассыпаясь по чуть тронутому рябью морю. Оно жадно вбирало в себя голубизну неба и от этого становилось бирюзовым. Чем дальше, тем чище, темнее бирюза. У самого горизонта в нее вплетались корабельные дымы.
— Что там за пароходы? спросил Избасар.
— Англичанка, — сплюнул зло Байкуат. — Своих шакалов мало — чужие прибежали…
— А вы из каких мест, что про англичанина не знаете? — придвинулся Бейсенгали к Ахтану.
Из Кара-Тюбе. На лодке бая Омартая ловим.
— Погоди, — русский рыбак недоверчиво посмотрел на Избасара. — Это старикашка Омартай и есть?
— Омартай.
— Он в прошлый приход назвался забурунским.
— У богача один дом, у бедняка сто. Где накормят, там и живет, — ответил за Ахтана Избасар. — Ахтан правильно сказал, он из Кара-Тюбе, этот, — показал на Кожгали, — из Забуруна. Я тут, в Ракушах жил, после в Кара-Тюбе жить стал.
— Ну, это другой табак, — согласился русский ловец.
— Про англичанина мы знаем, узун-кулак у нас тоже есть, не видели только англичанина, — добавил Кожгали.
Читать дальше