Залман Танхимович - Опасное задание. Конец атамана [Повести]

— Жузбай вчера сам прибежал к офицеру и объявил, что нас нету, — сказал он.

— Я от души спрашиваю — обиделся Кожгали.

— Правду говорю. Какой толк, что мир обширен, когда сапоги жмут, — с той же лукавой усмешкой взглянул на него Омартай. — Утонул старик Омартай. А рыбницу нашу море на камни выбросило. Офицер считать рыбницы умеет, а больше в них ничего не знает. Жузбай его к вашей лодке приведет. Жузбай умеет колотить себя в грудь, если надо, и реветь. Даже слезы у него бежать будут. Это Избасар придумал, — закончил старик.

А Избасар, покончив с лепешкой и рыбой, сказал:

— Значит, ата, как договорились, мы вас сейчас высадим и уйдем в море. Вернемся завтра к вечеру.

— Высаживайте, высаживайте, — согласился Омартай. Вытащил из мешка новый халат, новые штаны, сапоги, переоделся, важно сложил на животе руки и поджал губы. Лицо у него вдруг стало надменным. И уже не добродушный старик, а злой и хитрый старикашка обводил презрительным взором рыбницу и цедил сквозь зубы.

— В море пойдете. Только я вас вижу насквозь, половину улова хочете украсть у меня, верблюды облезлые, — и предупреждающе грозил пальцем, лениво, по-байски.

— Две капли наш Аблай, — удивился Ахтан.

— Кто такой?

— Наш бай.

— Похож? — в голосе старика горделивые нотки.

— Говорю, бай.

— Их у меня было, как блох на голодной собаке. Всех запомнил.

Избасар спрыгнул в воду и подставил Омартаю загорбок. Тот, не торопясь, будто всю жизнь только и делал, что ездил на чужих спинах, взобрался на Джанименова, подоткнул полы халата и громко, на всю косу закричал:

— Неси, жалкау [3] Лентяй. , да смотри, если сапоги мне вымочишь, плохо тебе будет. Хозяин в убыток вас кормит, заслужил, чтобы не брести по воде.

Избасар перетащил Омартая на косу и бережно опустил на песок.

— Жол болсын, аксакал [4] Счастливый путь, аксакал. ,— с полупоклоном проговорил он, расправляя старику полы халата.

К ним уже спешили ловцы.

— Откуда?

— Зачем в Ракушу приплыли? Покупать будете или продавать?

— Чаю нету? Менять будем, — посыпались со всех сторон вопросы.

Омартай смотрел поверх голов собравшихся, надменно выпятив губы.

— А вы кто? — наконец удосужился бросить он небрежно без особого интереса.

— Бинокля надо, не видал, какие ловцы бывают? — выдвинулся вперед плечистый, по пояс голый и, словно веревками оплетенный тугими мускулами казах. Он был даже выше Избасара.

Омартай усмехнулся.

— Вкус мяса узнают, когда его из котла вытащат. Об отаре за глаза по пастуху судят, о коне — по джигиту. На чьих лодках промышляете? Это прежде скажите, — и он бережно тронул бородку.

— Ишь, шайтан! — удивленно отступил плечистый казах.

— Мы на лодках Аблая.

— А мы на Прошина робим, на Митрия Прошина, сына, значит.

— Где же ваши хозяева?

— Эва, хотел чего! Где было видано, чтобы такую рань хозяева на рыбалку являлись. У них приказчики на это имеются. Вон, один из прошинских холуев чешет сюды — русский ловец, худой, как высушенная вобла, с измятым, будто спросонья лицом выпивохи, — сплюнул с остервенением и растер плевок. — Может, водка, купец, имеется? Заложу свой пай. Уступи на опохмелку. Сделай божецкую милость, — начал он подступать к Омартаю.

Тот отвернулся и подтолкнул Избасара в спину.

— Иди, что уши развесил, как ишак. Не видишь, что у этого человека, — и кивнул слегка на ловца, — водка давно отняла разум. Один язык оставила.

— Ты, видать, выжига, похлеще еще нашего Прошина, — русский ловец, понимавший, оказывается, все, о чем говорил Омартай, взглянул на него недобрыми глазами. Рядом с ним стоял казах. Широкий шрам пересекал ему лоб, пустую глазницу и щеку.

Избасар посмотрел на него и вздрогнул. В единственном глазу этого ловца, устремленного на Омартая, столько ненависти, что ее никак нельзя было скрыть.

— Некому пока вытряхнуть наших хозяев пораньше с мягких подушек. А надо бы пошевелить этих собак как следует, — сказал он сквозь зубы.

— Ой-бой! Плохими словами рот поганишь, — замахал на него Омартай. — Всемогущий аллах учит слушаться хозяев, а ты их поносишь.

— На чужих спинах ездит да еще за аллаха цепляется, свалиться, поди, боится, — эти слова русского ловца покрыл дружный смех.

— Он в прошедший раз приезжал сюды, — продолжал ловец. — Я его признаю, муку скупал и тоже все аллаха вспоминал.

— Пошли, — скомандовал одноглазый и повернулся к Избасару. — Ты его не очень-то вози, козла старого, — бросил он насмешливо. — А то совсем ишаком станешь, уши вырастут.