Неотрывно, с загоревшимися глазами следили за руками Омартая и Кожгали с Избасаром. Они уже рвали мысленно зубами жирные куски, глотали их. От одного вида дымящейся баранины, от ее аромата сводило желудки и можно было захлебнуться слюной, даже головы слегка кружились, так хотелось есть.
Наконец, Омартай поставил блюдо на разостланный по кошме старенький дастархан, закатал рукава чапана и широким жестом показал на угощение.
— Ешьте, гости, не обижайте старого Омартая.
Три руки разом жадно схватили по куску мяса.
— Ешьте, — приговаривал старик, с удовольствием обсасывая кость. — Акбала, Жузбай, садитесь! Всем хватит. Не каждый день ловцам в сеть мясо попадает.
— Я, однако, ата, у вас останусь, — утолив немного голод, пошутил Кожгали. — Если у вас барашки сетью ловятся. Часто вы их так?
— Э, кто не имел баранов, тот их замучает пастьбой, — усмехнулся старик. — Не часто. Этого знакомый чабан привез. На рыбу сменял. Теперь из барашка лекарство сварю пополам с барсучьим жиром. Барсук уже есть.
— Лекарство? — удивился Ахтан.
— Хорошее лекарство выйдет, — подтвердил Омартай. — Вашего русского человека буду лечить, который зашибся, — и он бросил пытливый взгляд на Избасара.
— Помрет еще наш Яна! — вздохнул Ахтан.
— Не помрет, вылечу, — на губах Омартая усмешка.
Ее никто не замечает. Блюдо пустеет.
— Ешьте, ешьте, еще есть.
Позже, когда Кожгали с Ахтаном захрапели уже теперь на сытые желудки, Омартай стал рассказывать Избасару, как он около года назад перебрался в эту бухточку. Сообщил, что здесь рыбацкая артель, в которой он за сторожа, а сыновья работают ловцами, что поселок отсюда не так уж далеко. Туда к семьям ушли ловцы. Пока не стихнет шторм, они сюда не вернутся.
— Чего им здесь делать? На промысел не выйдешь, — развел руками старик, и его глаза как бы вновь обшарили Избасара. — А в Ракушах что у вас нового?
«Проверяет», — подумал Избасар. Он досадовал, что бухнул второпях про Ракуши. Шторм-то идет туда. Однако внутреннее убеждение подсказывало ему: надо рассказать Омартаю все, открыться. Иного выхода нет. Без его помощи до Ракуш не добраться: ни лодки теперь, ни припасов. Идти берегом — это наверняка попасть в лапы беляков.
И Джанименов жаркими глазами в свою очередь прощупывал каждую морщинку на лице Омартая, разглядывал его латаную-перелатанную одежонку, узловатые, расплющенные работой руки.
— Несладко живешь, сынок, — продолжал Омартай, — если перед штормом далеко в море пошел. Нужда, видать, заставила?
— Нужда, ата, иначе бы…
Старик положил на плечи Избасара руки:
— Говори, Избаке, кто русского стрельнул, зачем и откуда идешь? Почему маленький мылтык в твоем кармане лежит? — указал он на наган. — Может, ты красный большебек? — два зрачка впились в Избасара.
Это были глаза друга, а не врага, чуть водянистые стариковские глаза. Они не бегали по сторонам, не юлили, а смотрели открыто, с явным участием.
Избасар поддался им, поверил.
— Ты прав, ата. Не из Ракуши мы, красные большевики, аскеры мы. В Ракуши идем.
— Ой-бой, — обрадовался Омартай, но тут же спросил, прищурясь и перейдя на шепот:
— Если аскеры, показывай бумагу. Где твоя бумага?
Избасар снял ботинок и вытащил из-под стельки завернутый в промасленную непромокаемую бумагу, а сверху ее еще обмотанный клеенкой документ.
Омартай повертел его и вернул равнодушно.
— Откуда знаю? Совсем читать не могу.
Тогда Избасар достал спрятанную все в той же непромокаемой бумаге четвертинку газеты.
— Вот гляди, ата!
Омартай вскочил, заулыбался.
— Я этого человека знаю. Ленин его зовут. Он главный. А ты видел его? Ты его знаешь? По-русски за руку здоровался с ним? Он шибко большой? — засыпал старик вопросами Джанименова, и сам же отвечал: — Большой, конечно, а то зачем бы назвали так, а?
— Не знаю, зачем. Комиссар говорил, я не понял, — сознался Избасар.
— А зачем в Ракуши идете?
— Ленин послал. Он хочет Денику оттуда выгнать. Только, ата, молчи про это, пожалуйста.
— Кому не надо — не скажу. Омартай — сам красный большебек, у меня сын ушел к Ленину, Кайсаром его звать. Я тебе еще про Кайсара не сказал. Он старше немного Акбалы с Жузбаем.
И Омартай стал рассказывать. Глаза у него сделались жесткими, как и голос.
В поселке, оказывается, разместился взвод казаков Улагая. Офицер, который явился с ними, в первый же день приказал расстрелять двух стариков, а остальных жителей поселка выпорол.
Читать дальше