Анастасия Акулова - Рождение Феникса

С виду дом на окраине, у которого остановился папа, был очень даже ничего: одноэтажный, покрытый старым светлым зеленоватым сайдингом, с маленькими белыми окнами, небольшим газоном, усыпанным пожухлой листвой и огромным ветвистым деревом выше самого дома.

Вообще, когда мы жили одной семьёй, у нас была небольшая квартира, но мама с папой мечтали о доме. Примерно как тот, что я вижу перед глазами. Но у нас никогда не было на это денег, и финансовая проблема была одной из многих, заставивших их развестись. Кстати, папа со своей новой семьёй живёт как раз в подобном доме. И от этого почему-то всегда было чуточку горько.

Зевнув, я нехотя выползла из машины, чувствуя себя слишком вялой для человека, который только что узнал о существовании сверхъестественного. Впрочем, после логова вендиго у меня болело всё тело, раны саднили и явно поднялся жар, так что сил на размышления о бытие нашем бренном оставалось крайне мало.

Доплетясь до крыльца, я вдруг резко остановилась, словно наткнувшись на невидимую стену. Папа застыл с ключами в замке и вопросительно взглянул на меня.

– Это что… такой особый дизайн? – Устало кивнула я на какую-то непонятной формы руну, нарисованную на крыльце. Чёрт. Я уже ничему не удивлюсь. По крайней мере, сегодня. Лимит удивления сдох в муках.

– Охранная руна, – непринуждённо пожал плечами папа, открывая дверь, – Защищает дом от нечисти. У нас в каждой комнате такая. Даже от демонов защищает на время. Те ещё твари. Они сильнее ведьм, но зато мы, фениксы, им до лампочки… ну, в основном. А вот ведьмы… для каждой из них мы очень лакомый кусочек. Они охотятся на нас куда как похлеще, чем люди охотники на нечисть, и с куда большим пылом. Травят, как зверей, и практически уничтожили – нас осталось крайне мало. Теперь мы для них всё равно что джек пот. А мы охотимся на них… Если память не вернётся – объясню, что да как и почему. Это долгая история. Вообще поверх этой руны ковёр ложим, но Лика его сегодня решила почистить. Уборка ей всегда помогала от нервов.

И тут я поняла, что лимит удивления всё же живучая штука. Так и застыла с занесённой над порогом ногой, будто кто-то остановил время.

– Что-о? – Хрипло пробормотала я, едва ворочая языком и облокотившись ладонью на косяк двери, – Ты… Лика… она…

О Боже, хоть бы, ну хоть бы мне не послышалось!!! Я больше за всю жизнь ни о чём не попрошу!

– …дома она, – слегка нахмурился папа, – В отличие от тебя, ей не приходит в голову мысль припереться в лес, где водится вендиго, безо всякой необходимости.

Я забыла как дышать. Сердце трепыхнулось пару раз и остановилось. А мир перед глазами закружился в бешеном вихре…

– Вообще-то я её надоумила, – прозвучал виноватый, до боли в груди знакомый голосок откуда-то из-за угла, – Но… там погибали люди. Моя сила ещё не до конца оформилась, ты бы туда ни за что бы не сунулся, а Катя…

Во мне всё кричало. И это был не просто крик, это был вопль неповторимой радости, как если бы ни с того ни с сего исполнилось самое заветное желание, цель жизни.

Так оно и есть.

Отец начал с Ликой ругаться на повышенных тонах, мол: «Ты ненормальная?!», или «Какое нам до этого дело?!», но я практически не слышала. На ватных ногах подошла к сестре, которая, кстати, выглядела старше, чем мне запомнилось, и крепко её прижала к себе.

Я вдруг просто… поверила в чудо. В тот момент вообще ни о чём не могла думать, и уж тем более о том, что в моём привычном понимании даже чудеса не случаются просто так. У всего есть причина и цена. А зря. Впрочем, то, что я видела перед собой свою сестричку, живую и здоровую, всегда было, есть и будет важнее и ценнее всего…

Та сначала замерла и даже обняла было в ответ, а потом вдруг резко оттолкнула меня и отшатнулась, разглядывая испуганными глазами.

– Эй, ты что?! Сдурела?!

На её любимом старом домашнем платье красовались обугленные дыры там, где касались мои ладони.

Громко ругнувшись, убрала руки от греха подальше. Чёрт, забыла. Уже забыла, что я теперь… фиг знает что. И вся моя семья тоже.

Наплевать. Вобще-вобще на всё. Чем бы ни был этот мир, каким бы он ни был, если в нём есть моя сестра – я обожаю его.

«Не зарекалась бы» – где-то далеко хмыкнуло моё неверующее подсознание. Или голос разума. Плевать на него.