Хозяин снова подсаживается ко мне и неожиданно начинает говорить о том самом фашистском взводе, из-за которого мы пришли сюда.
— Как едут! — возмущается старик. — Сидят на подводе и ногами болтают. Ну, прямо бабы на базар собрались. Никакого охранения!.. Вот вам и дело, сынки: разгромите этот взвод… Да что там говорить — завтра утром веду вас, и все.
Сказать Струкову, что мы именно за этим и явились к нему? Или смолчать?.. Нет, уж лучше пусть считает, что это его план.
— Не то говорите, папаша, — замечает Ларионов. — Как же можно без разведки выходить? Не по-военному это…
— Не учи воевать — молод еще! — вспыхивает старик. — Скажи прямо: трусишь? Ну, так давай свои гранаты — сам пойду! Мне недосуг ждать — годы не те, чтобы на завтра откладывать. А фашистов я и сам уложу.
— Погодите, Егор Емельянович, — успокаиваю Струкова. — Давайте по-серьезному. Куда собираетесь вести нас? Просто вот так, на большак, куда глаза глядят?
— Не позорь меня, командир, — обижается старик. — Я ведь тоже кое-что в военном деле смыслю… Разведка давно без тебя проведена. Вам такое место приготовлено, что гитлеряки сами в руки войдут, как караси в мережу. Слушай… Наша армия, уходя, перекопала большак глубоким рвом и по одну сторону рва сделала завал из деревьев. Я вас в эти ветки спрячу, а когда фашисты пойдут, вы их всех залпом — и к ногтю… Толково придумано, командир?..
Раздается удар «балды». За ним второй, третий — и тотчас же приходит в действие вся сложная струковская система наблюдения.
Гневается старушка во дворе:
— Куда, непутевая? Да что ты, Зорька, очумела? Ступай сюда. Добром говорю — сюда!
Вбегает «колобок»:
— По улице двое военных идут!
Влетает в избу запыхавшийся «последыш».
— По сторонам глядят: то ли боятся, то ли ищут кого-то.
Струков быстро выходит, бросая на ходу:
— Ждите. Без шевелений.
Расспрашиваю «колобка» и «последыша», что за военные, — и через минуту становится ясно: это пришли Пашкевич и Рева. Они ходили к Скворцовым и Волчку, чтобы направить их в Ляхов…
На следующий день идем смотреть большак. Надо отдать справедливость Струкову — он выбрал удобное место для засады. Наши отступающие части оставили на большаке завал: у противотанкового рва поперек дороги лежат густые многолетние ели. От завала в сторону Денисовки большак просматривается километра на три. По обеим сторонам раскинулось болото. В обход завала идет узкая дорога, проложенная в кустах…
Утром седьмого ноября еще до рассвета выходим на большак и занимаем места.
Поднимается солнце, золотя стволы старых сосен. Налетает ветерок и еле слышно шумит вершинами голых деревьев. Горячо спорят воробьи, прыгая вокруг лужицы, затянутой ледяной коркой. Старая ворона, сидя на ветке и свесив набок голову, внимательно оглядывает нас. Не найдя, видно, ничего интересного в этой маленькой группе молчаливых людей, лениво отворачивается и, тяжело поднявшись, летит в сторону Денисовки вдоль безлюдного большака.
Часы показывают, без четверти восемь. Не отрываю глаз от бинокля. Дорога безлюдна. Утренний холодок забирается под шинель и невольно заставляет ежиться…
Вдруг, хотя я жду этого каждую секунду, замечаю в бинокль крохотную, будто игрушечную телегу. Около телеги шагают такие же крохотные солдаты.
Время тянется необычайно медленно…
Телега уже близко. На ней едут три солдата. Рядом толпой шагают около двадцати гитлеровцев, весело переговариваясь друг с другом. Впереди офицер. Ну, точь-в-точь как рассказывал Струков.
Офицер уже в пятнадцати шагах от меня. Высокий стройный блондин лет двадцати пяти. Одет в легкую, ловко пригнанную шинель. На голове пилотка.
Он внимательно вглядывается в гущу завала, замедляет шаг, потом вынимает пистолет и закладывает его в рукав: инстинктом зверя чувствует близость охотника.
Офицер так близко проходит мимо меня, что, кажется, я слышу его дыхание…
Лошадь сворачивает на обходную дорогу.
Бью почти в упор. Офицер делает еще один шаг и мягко, будто скользя, падает на землю.
Трещат наши автоматы. Фашисты разбегаются, падают, поднимаются и снова падают. Лошадь шарахается в сторону и застревает в кустах.
Выбегаем на большак. Впереди всех Струков: он решил в этом бою во что бы то ни стало взять трофейный автомат.
Считаю убитых: семнадцать. Остальным, очевидно, удалось уползти в кусты.
Наши собирают оружие.
— Немцы! — неожиданно кричит Струков.
Поднимаю голову: по большаку на рысях несется кавалерия, за ней легкий танк.
Читать дальше