Тов Инкогнито - Большевики по Чемберлену [Советская авантюрно-фантастическая проза 1920-х гг. Том ХХХ]

Таскаев, светлорусый и светлоглазый маленький мастеровой, в покойненько прикроенной на нем честной блузе пролетария, с зрачками, иногда появляющимися в центре глаз наверху, но чаще уходящими куда-то далеко-далеко от собеседника и оттуда рассматривающими его, отер руки от воды, в которой вымачивал что-то, когда пришли его гости и довольно кивнул головой Пройде.

Большевик энергичным взглядом выразил ему приветствие, подал руку и спросил сразу об аппарате:

— Не громоздкая машина вышла, Ванчо?

У него на подпеченном под цвет не особенно белой буханки лице, с буграми мускулов и впадин на покатости лба, от беспокойства и нетерпения выпятились две жилы, сходившиеся к переносице острым углом и делавшиеся тем виднее, чем сильнее он возбуждался.

— Если бы она была громоздкой, — спокойно ответил Таскаев, — я бы не считал, что работа кончена. Смотри сам.

Он повернулся к одной из загроможденных инструментами и аппаратами стоек, взял с нее какой-то картонный футляр, общим своим видом напоминающий весьма близко паровозный гудок, и показал его товарищу.

— Это не громоздко по твоему?

— Это нет.

— Ну вот это и вся «машина», как ты говоришь. Мой натурограф.

Пройда осторожно взял в руки футляр, как будто это был самовзрывающийся снаряд, и подержал его в руках.

Выпятившийся угол жил на лбу начал у него уничтожаться, лицо сделалось спокойным, серьезным, молодым. Подошли Петряк, Вагонетка и Дергачев.

— Еще кого ждать будем? — спросил Таскаев.

— А вот идут Люрс и Тарканатра…

Вошедшие, молоденький брюнет, депутат французского парламента от коммунистов и сдержанный темнокожий мужчина с бородкой, в английском костюме, приветливо поздоровались и, посмотрев на аппарат, недоверчиво переглянулись.

— Неужели эта флейта и есть ваше изобретение? спросил с быстрым разочарованием Люрс.

— Да, эта самая флейта…

— Покажите!

— Сейчас, я только употреблю другой аппарат, потому что этот не заряжен…

Изобретатель-рабочий достал с полки совершенно сходную с первой трубу и поднял ее на одной руке перед собой.

— Сейчас вы все увидите. Вот я открываю сразу клапаны и кнопки, какие есть в аппарате. Оглянитесь прежде по мастерской: ничего особенного в ней нет?

Мановением руки изобретатель провел перед собой по перспективе мастерской.

— Ни особых приспособлений зрительных, ни экрана, ни даже пустой площади… перед вами приводные ремни, паропроводные трубы и станки. Теперь смотрите…

Гости Таскаева, не успев дослушать фразы, переглянулись между собой и удивленно замерли.

Петряк ткнул по бедру наступившего ему на ногу Вагонетку, но также застыл.

— Красная Армия! — воскликнул Вагонетка, подавшись быстро вперед.

— Парад Коминтерну! — дополнил Петряк.

Пройда и остальные зрители, то молча смотрели на явившуюся перед ними картину, то удивленно переглядывались и оглядывались назад, не будучи в состоянии примириться с тем, что они одновременно чувствовали себя и в мастерской, которая помещалась у них за спинами и на Красной площади, на мостовую которой они почти становились ногами.

— Да, это общемосковский парад, — подтвердил Таскаев.

В самом деле: мастерская впереди гостей Таскаева исчезла. Сам Таскаев сидел немного взад от зрителей на верстаке и непринужденно держал в руках трубковидный футляр. Сзади него мастерская освещалась электрическими лампами. Как ее увидели при входе посетители заставленную стойками и верстаками, такой она и оставалась. Но впереди механика и по сторонам ближайшие реальные предметы принимали сразу какой-то туманный вид и в двух шагах уже делались совершенно невидимыми, вместо же них и, покрывая их, оказалась мостовая Красной Площади, воздвигались стены Кремля, дома с левой стороны площади, мавзолей, памятники и трибуны в центре, откуда вожди пролетариата принимали парад, пропуская мимо себя делегатские группы, марширующие перед ними красноармейские части, толпы зрителей и организаторов шествия.

Не могло прийти в голову мысли о том, что то, что видят перед собой Пройда, Люрс, Тарканатра, Дергачей, Граудин и их друзья, воспроизводится путем кинематографии, ибо яркая натуральная реальность видения ошеломляла сознание.

Площадь казалось гудела…

Перспектива не была ограничена ни рамкой экрана, ни расстоянием, как и в действительности; цвета шинелей, красных платочков, пестрых женских платьев, черного и блестящего оружия, голых ног, явившихся в трусиках команды физкультурников — все это создавало такую точную иллюзию, что Пройда, забывшись, едва не сделал движения, чтобы направиться к скамье возле могил на бульварчике, где он обычно устраивался, чтобы смотреть парады. Стремяков же, Петряк и Вагонетка, поддавшись обману, уже произвели равнение и стояли в непроизвольно развернувшейся шеренге…