Наталья Артюшевская - Из огня да в полымя…

– А нам мало досталось? В избе куренной не жил, как другие? Мамалыгу три раза на день не ел? А работать, так нет тебя.

– Дак, я ж, бать, как только скажете, так все и делаю.

– Как я скажу… Да как стакан покажет… – начал выходить из себя отец, покрываясь холодным потом.

– Чо ты к нему привязался? Видишь нога, хромая с детства. Куды ему мельницу строить? – вступилась за сына Агафья.

– Цыц, баба! Не лезь в мужской разговор.

Агафья тут же удалилась во двор. Но, не знавшая о плохом настроении отца, под горячую руку явилась Нютка.

– И ты тоже, хороша! Мне зерно молоть негде, а ты с Михаем шашни водишь. Чтоб ноги его здесь не было! Худо обоим будет!

Нютке этот скандал был на руку. Она знала, что сейчас он выпьет рюмку водки и пойдет спать. Нютка, дождавшись, как отец уляжется, вышла во двор к матери.

– Мамань, сейчас Мишка придет, за амбаром встретимся. Отпусти, а?

– Смотри, дочь, как бы отец не прознал. Лютует.

– Ладно, мам, бог не выдаст – свинья не съест.

– Кто тут бог, а кто свинья?

Но Нютка, пока мать размышляла над поговоркой, была уже на заднем дворе.

Нютка испод тишка выглядывала из-за угла амбара. Негоже ей, девушке приходить на свидание первой. Но пока мать не отказала ей в свидании с Мишкой, ей пришлось прийти раньше Мишки.

Мишке было уже двадцать, он был на два года старше Нютки. Ему каждый раз приходилось ходить из соседней деревни пешком. Каждый день, в одно и тоже время он стоял и терпеливо ждал Нютку возле амбара. Иногда она опаздывала. Но только тогда, когда отец не успел уснуть. Да, когда Захар ходил по двору. Но Мишка понимал и ждал.

У Мишки, наоборот, против их отношений была мать. Ему приходилось говорить, то к друзьям на стан пошел помогать, то на пасеку к соседу Якову. Отец не против Нютки был. Но о свадьбе, ни с той, ни с другой стороны речи и быть не могло. «Потешатся, побалуются, на том и конец», – думали и Мишкин отец и Нюткина мать. Правда, мать Нютку постоянно предупреждала: «Нюта, ни-ни…» Обе женщины знали, что означают эти слова.

На пригорке показалась фигура Мишки. На солнце светилась его копна белокурых волос. «Ой… идет…» – встрепенулось Нюткино сердечко. Она отошла подальше за амбар и стала ждать, когда Мишка подойдет к амбару и тихонько покашляет.

Нютка поправила на себе льняную юбку, выправила испод платка челку, прислонилась к стене амбара и закинула вверх голову. Небо было сине-голубым, изредка в высоте порхали сороки. Во дворе перед дойкой мычали коровы. Но, когда они стихали, был слышен шелест сухой травы. И, вот, среди этого шелеста Нютка услышала шаги приближающегося Мишки… Нет, она уверена, что это он. Она никогда их ни с чьими не перепутает! Мишка осторожно покашлял. Нютка вышла навстречу.

– Ждала?

– Конечно.

– Батя спит?

– Сначала лютовал. Сейчас угомонился, стало быть. Мишка был переполнен нежностью к Нютке. Ему хотелось ее обнять, но он не смел. Нютке тоже хотелось хотя бы немного приблизиться к нему.

– Бежим к Воложке?

Они взялись за руки и в обход дома побежали к речке. Они были счастливы друг от друга! Под ногами путалась сухая, выгоревшая от жаркого солнца трава. Они не выбирали тропинок, бежали напролом, экономя время и, скрываясь от односельчан. На Воложке у них было свое место. На берегу лежали два потопленных весенними паводками дерева. Два старых, черных бревна, смытых когда-то прибывающей по весне водой, лежали напротив друг друга. Только громадные корни лежали на берегу, как бы цепляясь за жизнь, в надежде со временем подняться. Кроны их давно были среди воды, от чего и почернели.

Мишка каждый раз приподнимал Нютку, усаживал ее на бревно березы, которое она когда-то выбрала, потом сам забирался на противоположное. Каждый раз они сидели напротив друг друга, опустив ноги в быструю реку. Они сначала били ногами по воде, создавая зернистые брызги и окатывая ими друг друга. Громко смеялись, и смех их разносился по всей реке.

Потом, успокоившись, протягивали к друг другу ноги, переплетая их в воде и смотря друг другу в глаза. Там Нютка всегда снимала свой платок. Расплетала свою темно-каштановую косу, распускала волосы, и становилась похожей на русалку.

– Нюся, мне так хорошо с тобой…

– И мне, Миша.

Возвращаясь домой, Нютке доставалось от отца и брата. Первый вопрос, который задавал отец, был всегда одинаков: «Где шлялась, гулена?» И ответ Нютки тоже был один и тот же: «С девчатами на завалинке у деда Игнатия песни пели».

– Смотри, допоешься, стало быть… Убью, если узнаю…