Владимир Лиховид - Пластун

Когда стемнело, мурза распорядился устроить привал на берегу маленькой речки. Люди получили вдоволь воды, по краюхе чёрствых лепёшек и несколько часов отдыха. Ещё только начало сереть, как отряд двинулся дальше. И ещё два таких страшных перехода под палящим солнцем, скудной пищей и чуть отдыха на сырой земле… Десятка три зарубленных трупов не вынесших изнуряющей гонки людей остались на дороге. Крымчаки, скрепя сердцем, убивали ослабевших, но не желали из—за них приостанавливать движение отряда.

И только достигнув «дикого поля» – причерноморской степи, татары умерили скорость передвижения. Их небольшие косматые кони неспешно шли теперь по обочинам Чёрного шляха, иногда останавливаясь и, пощипывая, свежую травку. Нукеры весело пересвистывались и переговаривались друг с другом низкими гортанными голосами. Пленники, понурив головы, устало брели по пыльной дороге.

Вечером, у подножья древнего кургана татары устроили большой привал. Яркий свет костров озарил степь. Воины, напившись арака , что-то шумно долдонили и распевали протяжные татарские песни. Полонённые люди снопами повалились на землю и отдыхали, с тоской глядя в бездонное чёрное небо.

Блаженно растянувшись на траве, положив ладони под голову, Иван смотрел на бриллиантовую россыпь звёзд и думал о Кристине. Он только мельком пару раз видел девушку за всё время этой смертельной гонки. Сейчас она, как и остальные женщины, находилась в центре лагеря у большого костра, где ужинали. На этот раз татары расщедрились и выделили каждому пленнику по куску вяленой конины и по три лепёшки.

Женский вопль пронёсся над степью. Поперхнувшись недожёванным куском, Иван вскочил. Молодой нукер, схватив тётку Марию за волосы, тянул её в сторону от костра. Отчаянно крича, она пыталась сопротивляться, но татарин оскалившись, швырнул её на землю. Поставив Марию на колени, он ловко задрал платье и жёлтые блики костра заиграли на крупных женских ягодицах… остальные воины, дружно загоготав, тоже кинулись к толпе несчастных пленниц. Дикий вой, и визг разогнали ночную тишину. Татары валили женщин на землю, срывали с них платья и насиловали со звериной страстью и ненасытностью.

Мужики, опустив низко головы, тяжело глядели себе под ноги. Те, у кого там были жёны и сёстры, рыдали беззвучным горьким плачем. Иван смотрел некоторое время на развернувшуюся вокруг вакханалию со страхом и отвращением. Затем вдруг вспомнил о Кристине. Мурза, слегка ковыляя на коротких кривых ногах, подошёл к небольшой группе девушек. Их зорко стерегли двое его бугаёв-нукеров. Юные полонянки с ужасом поглядывали на то, что делали татары с их матерями и старшими сёстрами. Кристина выделялась из девушек ростом и красотой. Она стояла неподвижно, склонив голову.

Мурза остановился перед ней и вперил в девушку пристальный взгляд:

– Ты есть девка, а?

Кристина не отвечая, ещё ниже опустила голову. Иван, забыв обо всём на свете, с ужасом уставился на старого татарина и девушку.

– Ты совсем дурной?! Зачем молчишь? Ты девка? – мурза сердито топнул и дёрнул девушку за косу.

Кристина кивнула, подняв на мгновение на крымчака свои огромные синие очи. Мурза недоверчиво пожевал губами и, рванув ворот платья, запустил пальцы на грудь девушки. Кристина ойкнула и хотела, было отстраниться, но подскочившие нукеры схватили её. Ещё несколько татар, ждавших своей очереди на женщин, столпились вокруг, глядя жадно на девушек.

Мурза некоторое время сосредоточенно щупал груди Кристины. Она стояла перед ним как статуя, побледнев и закусив до крови губу. Наконец, прекратив мять юную девичью плоть, татарин одобрительно кивнул и отошёл к следующей пленнице. Там всё повторилось точно так – же – сначала мурза спрашивал девушку девственница ли она, а затем своими скрюченными грязными пальцами проверял правдивость ответа. Ещё три девушки, пройдя отбор, подбежали к Кристине, придерживая разодранный воротник платий. Они сидели на лошадиной попоне, прижавшись, друг к другу, рыдая от стыда и унижения.

Четвёртая девушка – Настя, тоже заявила, что девственна. Настя была соседкой Ивана, то же, как и он – сирота. Воспитывалась с малых лет своей старой тёткой Марфой. По селу ходили тёмные слухи, что стал наведываться к ним по ночам какой-то знатный пан из Полтавы. Иван сам видел несколько раз незнакомого всадника на красивом коне, под покровом темноты пробиравшегося во двор тётки Марфы. Но помалкивал, так – как дружил с Настей с детства.