Наталья Сазонова - До встречи в раю

Я оставила Илью за внимательным созерцанием, а сама отправилась в душ. Выйдя, я спросила.

– Кофе, чай, виски, бренди?

– Минералки, если можно или сок.

– Надо посмотреть, что есть в моем холодильнике. Иногда там бывает только повешенная мышь.

– Жареные мыши – это экзотика. Я сам часто перебиваюсь ими.

– Ура! Есть сок, апельсиновый. И даже лед есть.

– Напиток богов. Амброзия.

Илья был на удивление неприхотлив. Он расположился на моем вылинявшем ковре, потягивал сок и с интересом листал журналы. Мир фотографии был для него «терра инкогнита».

– Хочешь, как-нибудь поснимаю тебя.

– Я плохо получаюсь на фотографиях.

– Да ты что, я редко встречала такие удивительные лица, в тебе столько загадки, твой взгляд постоянно меняется и излучает все оттенки эмоций. Ты просто уникальный.

– Я уже покраснел до кончиков ушей. Уже давно никто так не сыпал комплиментами в адрес моей персоны. Я думал, что это пререгатива мужчин – осыпать женщин томными словами, убаюкивая их внимание.

– Я это как фотограф говорю. Просто у тебя лицо интересное, а уж я их немало повидала, поверь мне.

– Хорошо, согласен. На самом деле у меня всего-то фотографий десять наберется, никогда не любил лезть в кадр. Но нужно же что-то внукам будет показывать, где я молодой и красивый, а то они будут думать, что я всегда был седым и старым.

– Хорошо, я придумаю что-нибудь особенное, чтобы соответствовало твоему внутреннему миру.

– Ну, мой внутренний мир очень обширен и богат. И тебе придется провести много дней «у ног учителя», чтобы тебе приоткрылся мой внутренний мир.

– Я готова. Уверена, что меня захватят истории из твоей жизни, твои мысли, твои ощущения, твои сны.

– О, о моих снах можно написать целую книгу. Почти все они очень яркие, живые, как погружение в другие миры. Просыпаясь, я помню всё до мелочей. Собственно из-за них я и стал писать свои картины. Мне хотелось, что бы кто-то тоже увидел мои сны, вошел в них, почувствовал то же, что чувствую я, а иногда это настолько сильные и волнующие чувства, что я несколько дней нахожусь под их впечатлением. Но чувства невозможно передать словами, невозможно узнать, что чувствует другой человек – язык слишком беден. Да и картинами тоже не всегда удается. Но…. я делаю всё, что в моих силах. Это просто острое желание поделиться, это единственный способ, доступный мне. Наверное, музыка наиболее могущественна в передаче чувств, но к моему великому стыду – у меня даже слуха нет.

– У тебя есть другой дар. – едва слышно произнесла я. Мы так мило болтали, но я чувствовала, что разговор всё равно зайдет о картинах. Слишком уж яркое и неизгладимое впечатление они производили, во всяком случае, на меня.

– Я много ночей видела образы из твоих картин, слышала звуки, чувствовала запахи, даже прикосновения. Эти образы преследовали меня даже днем. А ведь я видела только две твои картины.

– Значит, ты больше не была на выставке…

– Илья, я чувствовала, как мой привычный мир рушится. Мне казалось, что я схожу с ума. Ты ведь сам говорил, что таким, как я надо постепенно входить в твой мир, иначе могут быть необратимые последствия.

– Знаешь, а я ведь пишу самые обычные картины: пейзажи, натюрморты, портреты. Портретами, кстати, зарабатываю себе на жизнь. Для богатых людей фотография – это слишком простое, приземленное. Им подавай портрет, в золотой раме, которым они украсят холл своего огромного дома и будут показывать многочисленным гостям. Вот так всё прозаично, я лишь художник, обслуживающий прихоти богачей, я внимательно слушаю их наставления и указания, а затем исправляю и вымарываю то, что им не понравилось. А эта выставка, так, для души… На ней собрались те, чьи портреты я писал. Они, конечно, не поняли, не вошли, некоторые лишь брезгливо передернули плечами. А мне все равно, здесь – я настоящий, я не марионетка, которая по их прихоти двигает ручками и ножками, рисует их сальные и пошлые лица, превращая их в более человеческие и благообразные, открывает рот только тогда, когда это нужно. Например, чтобы посмеяться над совсем несмешной шуткой, или отвесить комплимент хозяйке.

– А твоя жизнь – не сахар…

– Ну что ты, многие менее удачливые сокурсники, завидуют мне черной завистью. У Домашева столько заказов, он вращается в таких кругах, у него и слава, и деньги. Даже персональную выставку себе может позволить.

Глаза Ильи становились все более серыми, почти черными. Я никак не могла привыкнуть к этой особенности. Словно передо мной был уже совсем другой человек.