Наталья Сазонова - До встречи в раю

– Илья, я очень далека от живописи, совершенно ничего в ней не понимаю. Ну, есть несколько любимых картин. Я любитель, дилетант. Так же как и в музыке, кино, и почти во всем. Я занимаюсь фотографией.

– Совсем не обязательно быть знатоком искусства. Это очень даже хорошо, что ты далека от всего этого. Ценители знают всё о художниках, их биографию, периоды творчества, перипетии личной жизни и как она влияла на творчество, но они не чувствуют, не могут просто стоять, смотреть и наблюдать за теми эмоциями, что рождает в них то или иное произведение. Любители особо ценны, но не все. Таких, как ты – мало. Ты тонко чувствуешь: людей, ситуацию, видишь яркие сны, у тебя хорошая интуиция.

– Да, интуиция меня не подводит, а вот я её иногда подвожу, когда начинаю рассуждать логически или быть очень ответственной. Но в остальном – все видят сны, все чувствуют людей – в этом нет ничего особенного.

– Извини, но мои картины как раз и являются лакмусовой бумажкой в определении людей. Мнение одних я уже озвучил. Люди чувствующие иногда подходят со слезами на глазах, они не могут объяснить, что с ними происходит, их переполняют разнообразные, порой очень сильные чувства, хотя иногда они совсем ничего не могут рассмотреть в этой «мазне», и когда я увидел сегодня твой блуждающий взгляд, подумал, что ты как раз из тех, кого накрывают эмоции. Но когда ты стала говорить, я понял, что ты из породы «сверхчувствительных», я встречал всего несколько таких людей.

– И что они чувствовали или видели?

– Приблизительно то же, что и ты. Одна уже довольно пожилая женщина была у меня в мастерской, ходила от картины к картине, и внезапно упала замертво. Я безумно испугался, притащил нашатырь, стал бить по щекам. Благо, это оказался всего лишь обморок. Но когда она пришла в себя, она рассказала то же, что и ты. Картины втягивали ее в себя, она блуждала по ним. Но поскольку она подумала, что это естественный эффект от моих картин, она переходила от картины к картине, и одно пространство наслаивалось на другое. Естественно, что психика не смогла этого выдержать и она просто отключилась. Тогда я и понял, что таким людям, как ты больше одной картины смотреть не стоит. Впечатления от вхождения должны улечься, и лучше к следующей картине переходить только через несколько дней. Я сам пока ещё не совсем понял и изучил этот феномен, поскольку, как я уже говорил, мне довелось встретить совсем мало таких людей, если честно – ты у меня четвертая.

Я судорожно взглянула на часы, было половина 11го.

– Илья, мне безумно интересно то, что ты рассказываешь, но я очень тороплюсь.

– Ничего страшного. Дела, дела, я всё понимаю.

Он положил мне в руку свою визитку, и слегка ее пожал.

– Если захочешь поболтать – звони, – он как бы слегка извинялся за то, что отвлек меня своей болтовней.

– Извини, но я правда жутко тороплюсь.

– Удачи! – бросил он на прощание.

Весь оставшийся день прошел, как во сне. Я выставляла свет в студии, обсуждала с гримерами оттенки макияжа, перебрасывалась ничего не значащими шутками с моделями, но понимала, что мои мысли постоянно куда-то соскальзывают. Всплывали фразы Ильи о картинах. Я никогда не думала, что люди так по разному могут воспринимать творчество. Иногда, сидя на концерте классической музыки, я видела, как многие абсолютно погружаются в себя, переживая невероятную бурю эмоций, многие, не сдерживаясь, плакали. И я всегда думала, вглядываясь в их лица, что же чувствует каждый из них. Каждый так уникален и неповторим, что словами порой просто невозможно передать то, что чувствуешь. Насколько эмоции сложнее и глубже слов. Порой, эта невозможность передать то, что ты чувствуешь, просто невыносима. Какое множество оттенков у чувств, и как порой грубы слова, что иногда хочется просто молчать и находить понимание и единение именно в этом пространстве молчания. Возможно, лишь творчество, но только настоящее творчество, идущие из глубин души, дает нам ту глубину и объем, то состояние, которое мы сами переживали и безуспешно пытались донести до других людей. Искусство творит пространство, создает атмосферу, входя в которую ты понимаешь всё без слов. Слова больше не нужны, достаточно лишь взгляда, проникновения, когда двое объединены общим состоянием и постигают, и чувствуют одно. Словно сонастроившись и звуча в унисон.

Уже дома всё теребила в руках небольшую белую карточку, где было написано «Илья Домашев. Художник» и его телефон. Безумно хотелось позвонить, договориться о встрече, оказаться в его мастерской и вновь погрузиться в его картины. Это стало каким-то наваждением. Я стала по-другому ощущать мир: ярче, сочнее, объемнее. И хотелось еще хотя бы раз испытать этот эффект погружения. Или хотя бы эффект погружения в глаза Ильи, которые меняли цвет в зависимости от его настроения. Я очень отчетливо понимала, что мой привычный мир рушится на глазах, все мои достижения отходят на задний план, а впереди только неизвестность, но она с огромной силой затягивала меня. Да и хотелось ли мне сопротивляться? Единственное, что смущало, что я для него всего лишь подопытная, на которой он исследует действия своих картин. Ведет дневник наблюдений, сравнивает мои результаты с результатами предыдущих испытуемых. В этом вихре мыслей, я забылась сном. Мне снился Илья в белом халате, всклоченный, с очками на носу. Он бегал по лаборатории, уставленной колбами, что-то смешивал, переливал, нагревал, лихорадочно делал записи. А в углу в небольшой коробочке тихо попискивали несколько белых мышей, ждущих своей очереди на проведение эксперимента. Мордочка одной мышки была такой испуганной и жалкой, я присмотрелась и узнала в ней себя. В ее тихом писке я едва различила «Отпусти меня домой, Илюша. Я жить хочу».