Тимофей Костин - Науфрагум. Дилогия

— …Идиотка!!! — схватив трансильванку за плечи, я бешено заорал ей в лицо. — Убивайся одна, если охота!..

С трудом переборов желание ударить ее, но хоть частично сбросив пар, я вскочил и оглянулся. Телохранительница уже запрыгнула обратно на настил и помогала выбраться принцессе. Та с облегчением выдохнула:

— Вы живы!..

— Идемте, госпожа, — настойчиво прервала ее телохранительница. — Нельзя тратить время на безумцев.

Интересно, кого она имела в виду? Пожалуй, все же не меня.

— Нет, — резко ответила принцесса. — Здесь не останется никто.

По выражению лица, с которым высокая валькирия оглянулась на меня, стало ясно — она жалела, что проблема не разрешилась взрывом. Отчасти я был согласен — от неадекватной террористки можно ожидать чего угодно. Но, взглянув на Софию, я почувствовал жалость, пробивающуюся сквозь страх и злость. Истратив на попытку самоубийства последние физические и моральные силы, она, похоже, впала в прострацию — тупо смотрела перед собой, уже не понимая, что происходит вокруг. Мда, девушка совершенно запуталась. Если оставить ее, она даже не попытается спастись, так и будет сидеть здесь, пока дирижабль не рухнет, похоронив ее под обломками.

Покачав головой, я поднял безвольную инсургентку на ноги и потянул за собой. Она не сопротивлялась, следуя послушно, точно кукла.

— Я ее отведу. Не бросать же, в самом деле.

Нахмуренные брови принцессы разгладились, но она не успела ничего сказать — телохранительница, уже не спрашивая разрешения, дернула ее за руку и силой повлекла за собой.

Бег вдоль станового хребта гибнущего дирижабля превратился в кошмар. Телохранительница и принцесса быстро скрылись в темноте, которую не могли рассеять аварийные плафоны. Задыхаясь и исходя паром, обливаясь ледяным потом, я тащил за собой проклятую инсургентку. Хорошо было лишь одно — она хотя бы не пыталась сопротивляться. Все остальное было ужасно — "Олимпик" явно переживал последние минуты. Даже в разреженном воздухе высоты все вокруг сотрясал жуткий хруст ломающихся элементов набора корпуса и оглушительные выстрелы лопающихся, словно перетянутые струны, тросовых растяжек. Нас едва не убило, когда стальной трос чудовищным кнутом хлестнул по настилу всего в нескольких ярдах впереди. Несколько раз пришлось перелезать и нагибаться под провисшими ажурными балками, сорвавшимися с креплений. Но хуже всего было другое — то спереди, то сзади все чаще доносились протяжные могучие выхлопы. Словно испускали последние вздохи выбившиеся из сил атланты, не в силах более держать на плечах небесный свод. Это лопались не выдержавшие отсутствия внешнего противодавления газовые мешки. Наверное, если попытаться сейчас в голос проклясть свою несчастную судьбу, в перенасыщенной гелием атмосфере голос звучал бы тонком комариным писком. Но на эксперименты не было ни времени, ни сил. На этой высоте был драгоценен каждый глоток кислорода, каждая оставшаяся килокалория, позволявшая стремиться к кажущейся уже недосягаемой цели.

Дирижабль уже прекратил подъем — иначе мы бы просто потеряли сознание от кислородного голодания — но теперь я с ужасом ощутил, как мое тело чуть-чуть полегчало. Положительная плавучесть была полностью исчерпана, и теряющий огромные объемы газа дирижабль плавно, но с каждой секундой ускоряясь, пошел вниз.

Начался последний отсчет.

Скорее всего, нас спасло именно падение — воздух стал чуть более плотен, и к тому моменту, когда баллоны кончились, и впереди осталась лишь узкая, похожая на рыбий хребет хвостовая оконцовка несущего кильсона дирижабля, мир даже перестал пьяно кружиться и двоиться в глазах. В свете последнего из длинной цепочки плафонов виднелись шкафчики с надписями на дверцах — для рассортированной почты, упаковочный столик и несколько металлических стоек, на которых виднелись цилиндрические упаковки из прочного брезента. Они состояли из двух соединенных смотанными стропами частей — верхней, в которой без труда узнавался уложенный парашют, и нижней, представлявшей собой прочный мешок, набитый почтой. Алиса как раз вытащила одну упаковку из гнезда, прочитала надпись на крышке и швырнула на палубу, раздраженно пнув ногой.

— Ты чего… сдурела?.. — выдохнул я, останавливаясь. София сразу упала на колени, как марионетка с обрезанными веревочками, но и мне требовалось несколько мгновений, чтобы отдышаться.

— Это ты сдурел, верить старому пердуну!.. — завизжала Алиса, найдя, на кого стравить злость. — Парашюты!.. Почта!.. Чтоб ему подавиться!..