Тимофей Костин - Науфрагум. Дилогия

— Скорее!!!

Отличница не заставила себя просить дважды, но поторопилась, прихватив ножницами кожу на ладони. Выхватив у нее проводки, я скрутил оголенные концы и сунул обратно.

— Держите на весу, чтобы не замкнули друг о друга!.. — гаркнул я и метнулся обратно к люку. В последний момент затормозил и обернулся к девушкам: — А-а-а, нет! Лучше бегите быстрее к трапу и вниз, в гондолу — там безопаснее!..

Веревка снова обожгла ладони, и я сосредоточился на том, чтобы вовремя затормозить, поэтому бросил взгляд вперед лишь после того, как ноги ударились о крышу рубки. Здесь я и замер, как пораженный громом.

"Олимпик", скрипя и стеная всеми своими сочленениями, карабкался вверх вдоль стены вертикального скального сброса, рассеченного трещинами и ощетинившегося острыми выступами гранита.

Нос дирижабля уходил все выше и выше, и скоро устоять на ногах стало невозможно. Мне пришлось схватиться за холодную дюралюминиевую балку, и лишь в этот момент я заметил, что принцесса стоит рядом, точно так же вцепившись в ферму и не отрывая взгляда от надвигающейся стены.

Как и все прочие дирижабли, "Олимпик" страдал родовым пороком — малой маневренностью. Замедленная реакция на рули не позволяла надеяться на резкий набор высоты, а огромная инерция продолжала нести воздушный корабль по гибельной траектории прямо в гранитный отвес. Но теперь уже стало ясно намерение капитана Фаррагута: работая рулями и винтами, он заставил циклопическую сигару длиной более трехсот ярдов задрать нос, получив дифферент на корму не менее тридцати градусов. Центр тяжести продолжал движение по той же дуге, ведущей к зазубренному частоколу вершин, но теперь длинный дирижабль поднял нос. Вместо того, чтобы удариться в лобовую или распороть о пики брюхо и раскрошить полную людей пассажирскую гондолу, капитан сместил точку надвигающегося столкновения в сторону хвоста, в район крепления стабилизаторов, где в этот момент не было ни единого члена экипажа.

Риск все равно оставался огромным — стоило дирижаблю зацепиться какой-нибудь деталью конструкции, и он встал бы вертикально, потеряв скорость, и рухнул бы назад с обрыва высотой не менее пятисот ярдов. Оставалось только молиться и уповать на то, что капитан Фаррагут знает, что делает. Судьба "Олимпика" и всех, кто находился на борту, должна была решиться в ближайшие секунды.

Неотвратимо надвигающиеся острые скалы, поблескивающие в свете луны, гипнотизировали, но каким-то запредельным усилием воли мне удалось сбросить засасывающее, тягучее наваждение.

Наверное, в этом была какая-то болезненная бравада, но я вдруг понял, что могу выбирать, на чем остановить взор в мгновения, которые могут стать последними. Повернув голову, я взглянул на стоявшую бок о бок принцессу. Не знаю, о чем она думала, но, словно почувствовав мое движение, повернулась ко мне.

Ветер трепал золотые волосы, теребил золотой аксельбант на плече декоративного ментика. Загадочная глубина зеленых глаз затягивала, точно в омут.

Наверное, надо было что-то сказать.

— Получилось довольно насыщенное путешествие, ваше высочество.

— Только не думала, что оно закончится так быстро, — печально проговорила она. — Вопросов стало больше, но ответов… как не было, так и нет.

— Возможно, — согласился я. — Но я все равно много узнал, и многому научился. В том числе у вас, ваше высочество.

— А я у вас, господин Немирович, — принцесса чуть улыбнулась. — Удивительно, еще сегодня утром я понятия не имела, кто вы такой. И не подозревала, как много нас связывает.

— …Связывает? Что же?

— Например, отношения наших предков. Вам не приходило в голову, что, обернись прошлое чуть по-другому, мы могли бы оказаться братом и сестрой?

— Не приходило, — искренне ответил я. — И лучше пусть останется как есть. Хотя… я заметил, у вас не самые лучшие отношения с принцем Яковом?

Принцесса помрачнела.

— С удовольствием обменяла бы его на кого угодно. Жаль, что родственников не выбирают. Не знаю, как мне заслужить ваше прощение — ведь это из-за моей легкомысленности Яков разозлился на вас и подстроил ту подлость.

— Мне и в голову не пришло вас винить, ваше высочество.

— Нет, не говорите так. Хуже всего осознавать, что я в глубине души всегда знала, как он опасен, хотя пока и не творил подобных безумств… насколько мне известно, конечно. Если бы я была более ответственной…

— Оставьте, ваше высочество, сейчас это уже совершено неважно. Глупо терзаться последние минуты, если мы не выживем. А если наоборот… лучше порадоваться.