Тимофей Костин - Науфрагум. Дилогия

Щеголь, тем временем, продолжал громко упрашивать принцессу, явно работая на публику. Все окружающие действительно повернули головы к нам, с интересом следя за развитием событий.

— Ну же, не отказывайтесь, умоляю! Господа студенты ждут, без вашей польки теперь и бал — не бал!..

Поморщившись, принцесса сдалась. Но перед тем, как уйти, обернулась и, пристально глядя мне в глаза, негромко напомнила:

— Прошу вас, не забудьте о своем обещании. И жаль, что мы не смогли поговорить подольше.

— Не забуду, ваше высочество, — кивнул я, глядя, как гордый победой щеголь уводит ее в сторону танцевального круга. Почему-то стало немного грустно. Вздохнув, я встряхнулся.

Хорошо. Даже было чем гордиться — удалось не опозориться, хотя черт меня возьми, если я ждал такой внезапной атаки. Теперь надо было найти Алису, выполнить долг вежливости — к счастью, она никогда не была так настойчива, чтобы заставить меня танцевать — а потом незаметно улизнуть. Не хотелось бы отвечать на вопросы, ответов на которые я все равно не знаю… погодите, надеюсь, она не успела заметить…

— Золтик!..

А-а-а, черт! Зря надеялся. Смирившись с неизбежным, я повернулся к замершей на месте Алисе, глаза которой в этот момент напоминали плошки.

Если не считать эту деталь, то она выглядела весьма привлекательно. Не отличаясь выдающимися формами, Алиса частенько вздыхала по этому поводу, провожая ревнивыми взглядами более одаренных природой конкуренток, но обладала достаточным здравомыслием, чтобы не пытаться состязаться на чужом поле, обкладываясь подушечками и валиками, как иные светские модницы. Короткое платье приглушенно-оранжевого оттенка подчеркивало ее стройную и гибкую, пусть и несколько мальчишескую фигурку. Бордовые туфельки с пряжками на средневысотном каблучке — вполовину от туфель принцессы и ее статной горничной — свидетельствовали о том, что подруга детства не желает жертвовать удобством в пользу попытки казаться выше. Вот это мне нравилось в Алисе — она всегда оставалась сама собой. Единственное, что я не узнал из ее туалета, так это небольшую брошку из сердолика, скалывающую платье на левом плече. На мрачновато-темном камне был вырезан какой-то рисунок, пересеченный стилизованной молнией. Но, конечно, спросить, что это такое, я не успел.

— Т-т-ты с кем это там танцевал?! — схватив меня за лацканы мундира, страшным шепотом закричала Алиса.

— А чего ты так возбудилась? Принцесса очень просила, не мог же я отказать! — как можно небрежнее сказал я. Да, такой редкий момент стоило просмаковать до дна. Нечасто мне удавалось так полно и безоговорочно восторжествовать над ехидной оппоненткой. Великолепная картина.

Утратив дар речи, она лишь раскрывала и закрывала рот, как карасик. Выглядывающие из-за ее спины подружки синхронно переводили взгляды с меня на Алису, тоже ничего не понимая.

— П-п-просила?.. Тебя принцесса просила с ней потанцевать? — видимо, этот факт никак не мог улечься у нее в голове.

— Что же тут такого? — пожал я плечами. — Слушай, даже обидно немного видеть, как ты поражена. Чего тут необыкновенного? Неужто я — шестиногий хичкоковский мутант, что не могу привлечь к себе внимание девушки? Пусть даже и принцессы. Всего-то раза три на ногу наступил, не думаю, что она осталась мной недовольна.

Алиса закатила глаза с видом, будто собиралась упасть в обморок.

— Вы видимо, не в курсе, Золтан? — покачав головой, сочувственно сказала Маркетта. — Ее высочество Грегорика не ровня нам, простым смертным…

— Я догадался. Но что тут такого невероятного? Пришла ей в голову блажь, разглядела в пыли у своих ног первого попавшегося плебея…

— На вашем месте я бы ценила оказанную честь, — назидательно подняла палец Маркетта. — Ее мать, принцесса Офелия — поистине легендарная личность. Происхождением из фамилии Уилмингтон, железнодорожных магнатов, она оказалась необыкновенно талантливой балериной, писала стихи, дружила со многими писателями и поэтами. Уже в 17 лет танцевала на столичных сценах, похищая сердца направо и налево. Когда ее выдали за принца Ричарда, естественно, пришлось оставить сцену, но она не отказалась от своей страсти — открыла свою школу балета, устраивала камерные представления. В ее столичном доме собирался весь цвет артистического общества, и все лучшие танцоры Либерии считали за честь открыть бал вместе с ней — на обычных приемах никогда не видели столь профессиональных танцев.