Тимофей Костин - Науфрагум. Дилогия

Минуту назад пришлось бы щуриться, вглядываясь в сумрак, чтобы найти дорогу, но теперь в бесчисленных стеклянных панелях купола зловеще вспыхнули кровавые отражения бушующего за спиной пламени, полностью сожрав мрак, безраздельно царствовавший здесь десятилетиями. На танке не было зеркал заднего вида — а если бы и имелись, то не пережили бы тарана ворот — но я прекрасно представлял, что увижу, бросив взгляд назад. Огонь уже поглотил наших неудачливых противников и теперь настигал нас с огромной скоростью. Надежды обогнать его попросту не было, а даже до начала наклонного пандуса, ведущего к внешним воротам, оставалось еще более пятидесяти ярдов. Оставалось лишь молиться.

В следующую секунду справа, слева и сверху от водительского люка полыхнуло. Это выглядело так, словно с танком поравнялись адские скакуны, сверкая налитыми кровавым пламенем безумными глазами, встряхивая струящимися огненными гривами и пыша испепеляющим дыханием. Один из языков огня бросился в лицо, точно кобра. Щеки и лоб обожгло, волосы на голове затрещали, а воздух исчез, сменившись каленым жаром, грозящим со следующим же вздохом сжечь легкие. Зажмурившись, я на ощупь поймал и рванул на себя ручку водительской дверцы. Броневая дверца громыхнула, отсекая огонь, словно печная заслонка. Со всхлипом втянув воздух и сбив рукавом огоньки с волос и бровей, я припал к триплексу. Как ни странно, это картина оказалась до боли знакомой — сколько раз в мастерской мне доводилось пристально всматриваться сквозь закопченное стекло на дверце муфельной печи во вьющееся за ним пламя! Только теперь в горне оказались заперты не металлические кузнечные заготовки, а я сам.

Даже сквозь узкое окошко триплекса картина выглядела совершенно апокалипсической. Над черным стальным пандусом сошлись бурлящие и клокочущие пылающие своды, переливающиеся всей начальной частью спектра — от алого и оранжевого до соломенного — опирающиеся на толстые колонны пламени, рвущиеся откуда-то снизу. Острые языки прорывались сквозь перфорацию настила, извиваясь под гусеницами. Наверняка, именно таким предстает глазам грешников транспортер, везущий их в библейский ад.

"Как здорово, что Алиска с нами не поехала, правда? — прозвучал в ушах некстати проснувшийся внутренний голос. В нем отчетливо звучало садистское удовольствие. — Иначе сейчас от ее визга полопались бы броневые швы".

"Еще лучше, что она не печется, как утка в яблоках… и заткнись, не до тебя!.."

Обиваясь потом, я припал к триплексу, пытаясь провести танк по узкой ниточке между стенами адского пламени, не сорвавшись в зияющую по сторонам пропасть. Протянувшийся вперед горизонтальный участок пандуса казался бесконечным. Корпус танка защищал от открытого огня, оставляя пока возможность дышать, но броня стремительно раскалялась, и кроме запаха горячего металла уже начала чувствоваться вонь горящей краски… и резины. От поддерживающих роликов?..

— Мы горим? — раздался над ухом напряженный голос принцессы. Она явно старалась держать себя в руках, но уверен — обернись я сейчас, увидел бы, как дрожат ее губы.

— Снаружи. Пока это не смертельно, но гораздо хуже будет, если…

Не успел я озвучить жуткую мысль, пришедшую в голову, как корпус танка пробила неровная дрожь, и мощный рев дизеля упал тоном ниже.

— Проклятье!..

— Что это? — не выдержав, Грегорика просунула голову к наблюдательному прибору, щека к щеке со мной. — Что происходит?!

— Кислород выгорел, и дизелю не хватает…

— …Воздуха?!

— Если заглохнем — нам конец. Изжаримся за пару минут… хотя нет, погодите…

— …Пандус! — воскликнула принцесса, рассмотрев то же, что и я. — Следующий пандус наклонный, и…

— Мы покатимся к воротам! Ну, еще немножко! Давай, давай!..

— Всего десяток ярдов!..

Но я уже чувствовал, как скорость упала. Мотор заклекотал, закашлялся, раскачивая танк лихорадочной вибрацией… и захлебнулся. Лязгая гусеницами, тяжелая машина продолжала катиться по инерции, все замедляясь. Инстинктивное нажатие на педаль газа ни к чему не привело — упала непривычная, жуткая тишина, нарушаемая лишь приглушенным гулом пламени снаружи. Наше время истекло.

— Вот ведь невезение… — пробормотал я, чувствуя, как страх подкатывает к горлу, и голова становится предобморочно гулкой и пустой. — …Пары секунд… всего пары секунд не хватило…

— Золтан!..

Повернув голову, я встретил взгляд Грегорики — глаза в глаза. Ее лицо было смертельно бледным, но сдвинутые брови и неукротимый свет в глаза говорил, что она не собирается сдаваться, даже балансируя над пропастью отчаяния.