Тимофей Костин - Науфрагум. Дилогия

— Не исключено. Обогревательные радиаторы тут есть, вон, идут по кругу, — указал я на ребристые батареи, смонтированные по периметру купола на бетонном цоколе, представлявшем опору для несущих стеклянные панели балок. — И, кстати, обратите внимание на тот желоб снаружи. Вот откуда берется вода на полив.

В самом деле, стекавшие по внешней стороне купола ручьи бурлили и клокотали в широком желобе, опоясывающем снаружи все сооружение на уровне цоколя.

— Те два резервуара — водосборники, — продолжал я, — а вон и трубы с кранами для орошения. Хорошо продуманная система, но стоить такое сооружение должно в десятки и сотни раз больше, чем обычные оранжереи. Алиса, помнишь, теплицы в Рочестере, в паре миль от вашей усадьбы? Они этому куполу и в подметки не годятся. Даже если тут собирались выращивать бананы, свод высотой в двадцать ярдов — это уж слишком. Не говоря уже о тех гигантских геодезиках у деревни и ветроэлектростанции. Сомневаюсь, что такие уникальные сооружения предназначались исключительно для сельского хозяйства.

— Надо будет расспросить хозяйку, когда закончим, — предложила принцесса. — Кажется, она была довольна, когда поняла, что мы справляемся.

— Было бы стыдно, если бы будущая интеллектуальная элита Либерии спасовала перед незатейливой задачкой, — усмехнулся я.

— Может быть и незатейливая, но непривычная, — вздохнула Грегорика и похлопала в ладони, отряхивая землю. Я вдруг обратил внимание, что на ее пальцах не было маникюра, да и чрезмерной длиной ногтей они не отличались, в отличие от окружавших ее прочих изящных аристократок из Пембриджа. Те, оснащенные отливающими перламутром полудюймовыми когтями, явно ни разу в жизни не помыли хотя бы одной грязной тарелки. Но теперь даже под аккуратными ногтями Грегорики набился чернозем, как и у всех остальных. Мда, сюрреалистическое все же зрелище — высший свет республики, вкалывающий на грядках, словно нексиканские батраки.

На поляну опустились сумерки, дождь, наконец, прекратился, хотя небо оставалось затянутым тучами. Когда мы, почти на ощупь, закончили убирать последнюю грядку, со стороны леса пополз молочно-белый туман.

— Охо-хо-хо! Бедная, бедная моя спинка… — простонала Алиса, не в силах распрямиться.

— Теперь будешь знать, чего стоит картошка на столе, — назидательно заметил я. Назидательность оказалась несколько подпорчена, когда я поднял левую ногу и потыкал пальцем в отставшую подошву: все-таки, мои туфли тоже не выдержали нагрузки. — Но мы молодцы, поставленную задачу выполнили и успешно вкрались в доверие к хозяйке. Добротный крестьянский ужин, а то даже и теплый ночлег — все это теперь наше по праву. Ура!

Мы умылись под поливным краном, откуда текла холодная, отдающая ржавчиной вода, вышли из геодезика и постучались в дверь избушки, из которой доносились восхитительные запахи. Хозяйка позвала внутрь, где уютно потрескивал огонь в массивной каменной печи с лежанкой. Каким же счастьем было сидеть на лавках за столом, пусть и при свете коптящей керосиновой лампы, и наворачивать тушеную со свининой и грибами картошку, запивая холодной простоквашей! Горячий черный хлеб из грубой ржаной муки, порезанный толстыми ломтями, вызвал восторженный прием даже среди тех, кто пробовал его впервые в жизни. Бабушка Вадома, подперев щеку ладонью, сочувственно покачивала головой, глядя на голодных гостей.

Долгое время слышен был только стук ложек и сосредоточенное чавканье, но когда глиняные миски и кружки опустели, я деликатно отрыгнул, прикрывшись ладонью, незаметно распустил пояс и обратился к хозяйке:

— Вовек вам будем благодарны, бабушка, за спасение от голодной смерти.

— …А главное, за избавление от тухлого крабьего мяса, — вполголоса добавила Алиса.

— Та на здоровье, сыночек. Кушайте, поправляйтесь. Вижу, оголодали в лесу или откель вы там выбирались?

— Из лесу, бабушка, из лесу. Я вот спросить хотел, а сюда-то откуда люди пришли? Откуда целая деревня? Нам ведь рассказывали, что после катастрофы здесь ни единого человека не осталось. Как же так получилось?

Бабушка Вадома махнула рукой.

— И-и-и, сердешный, не спрашивай. Деды да бабки наши таких страстей и мук натерпелися опосля Судного дня, так по сю пору не поминаем к ночи.

— Но как же они уцелели? — быстро спросила принцесса.

— Чудом божьим, красавица, чудом божьим. Нанялись мужики на отхожий промысел в северный край, а как на год ехать, так и баб прихватили. Постройку там строили, страсть тяжело было, студено, ктой-то и дажить насмерть позамерз, от как. А как засверкали невиданные сполохи да назори, думали — помирать всем пришло, напугались — ужасть. Да страх-то настояшший опосля пришел, как дознались, что в южной земле все хрестиянство вымерло дочиста. Как дозимовали, самим не спознать, перемерло народу — страсть. А с теплом возвертались деды на юг, по мертвым землям, да не дошли до своей сторонки. Встренулись им купольцы эти самые, каковых на промысле мастерили, да они и пореши здеся заселиться. Растет-цветет в купольцах все ой как, оттого и уходить не восхотелось. Да ить без рук-то чего ж взойдет? Кормильцы повмерли, беда теперича совсем… прокормлю ль чадушек, выращу ль, не знаю…