Тимофей Костин - Науфрагум. Дилогия

— И дядюшка Магнус говорил не про Берлин, а про Оппау, — согласно кивнула принцесса. — Думаю, нам не стоит разбрасываться, отвлекаясь на прочие места. Двинемся прямо туда.

— Согласен. Но учтите, гарантий дать невозможно. Танк простоял полвека, и бог знает, сколько он теперь сможет проехать.

— Рассчитываю на вас, господин Немирович, — Грегорика улыбнулась и забрала дневник обратно. — С вашего позволения, попытаюсь еще разобраться, перечитаю предыдущие страницы. А вы ложитесь спать.

— Но ведь без караула нельзя! Помните пробуждение в сосновом бору у озера?

— Чем же я не подхожу на роль часового? — нахмурилась принцесса. — Если снова появятся чудовища, подниму тревогу не хуже вас. Потом меня сменит Брунгильда. И, между прочим, она тоже настаивала, чтобы дать вам как следует отдохнуть — вы ведь и сегодня работали больше всех и завтра снова сядете за рычаги. Так что не спорьте и укладывайтесь.

Мне ничего не осталось, как поднять руки.

— Слушаю и повинуюсь, ваше высочество.

Подкинув еще дров и расстелив на полу перед уютно потрескивающей печкой кусок брезента, я устроился в тепле и уже закрыл глаза, как вдруг снова услышал негромкий голос принцессы.

— Простите, господин Немирович… еще одно. В разговоре с Софией вы обнаружили хорошее знание общественно-политических дисциплин. Судя по всему, она вращалась в… ммм, довольно маргинальных кругах, где в ходу радикальная литература — и понятно, каковы ее представления об обществе. Но я удивилась, узнав, что кто-то из студентов солидных высших учебных заведений тоже читает Маркса. Тем более, человек, который учится на факультете механики…

— Нет-нет, не спешите записывать в инсургенты и меня, ваше высочество, — я остановил ее, подняв ладонь. — Марксовы труды лично мне попали в руки совершенно случайно. "Капитал" я нашел на столе у отца — дал почитать кто-то из знакомых инженеров в клубе, где он бывает. Там собираются вполне респектабельные люди. Их интересы достаточно широки, и там не считается неприличным познакомиться с любыми учениями, которые что-то привнесли в копилку общечеловеческих знаний. Назвать этих людей радикалами и в голову не придет… впрочем, они не столь ограничены и зашорены, как высшая аристократия. Да, кстати, и многие из называющих себя "интеллигенцией".

— Вы снова говорите обидные вещи, — хмыкнула принцесса. — Но спорить невозможно. Я сейчас поняла, что и в самом деле практически ничего не знаю о теориях, как вы сказали?…Экономики капитализма и пролетарской революции? Даже Алиса оказалась более сведущей… вот уж не подумала бы раньше.

Я не смог сдержать смешка.

— Вы про обобществление женщин? Не волнуйтесь, это единственное, что привлекло ее внимание из длиннющей лекции, которую я ей зачитал после того, как ознакомился с "Капиталом". Все остальное благополучно влетело в одно ушко и вылетело из другого.

— Вы читаете ей лекции о политэкономии? — удивилась Грегорика. — Но зачем? Это действительно совсем не та тема, что может заинтересовать молодую леди.

— Э-э-э, моя вина, ваше высочество, — я беспомощно развел руками. — Но замечательным интеллектом я похвастаться не могу, и поэтому почти любую тему, которая меня заинтересовала, долго верчу и грызу, как Бобик косточку. И часто беззастенчиво и себялюбиво использую Алису как оселок, чтобы отточить сложившиеся в моей голове представления и проверить их правильность. Удивительно, как она еще не начала гнать меня метелкой в тот же самый миг, как я начинаю подбираться к ней с очередной механикой или философией.

— Думаю, она это ценит, даже если и не признается вам. По крайней мере, я бы ценила на ее месте, — заметила принцесса и вдруг спохватилась: — Но простите, Золтан, я сама заставила вас улечься, а теперь не даю спать! Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, ваше высочество, — кивнул я и отвернулся к печке, чтобы не мешать принцессе читать. Брошенные на пол у печки доски были жесткими, но уютное потрескивание огня и шуршание листков блокнота в руках Грегорики звучали умиротворяюще, и я мгновенно провалился в сон — даже более мирный, чем в домашней постели.

Железнодорожная насыпь магистрали, на которую мы выбрались с лесовозной ветки примерно час назад, плавно повернула влево, и над зубчатой стеной громадных замшелых елей возникли упирающиеся в низкие облака высокие тонкие мачты с разлапистыми трехлопастными винтами.