Ольга Манскова: Камни Таэры

Впоследствии из тюремного замка Альграды, не дожидаясь казни, мой учитель сбежал, использовав магию. С тех пор знакомые сиграмадцы, проживающие на территории Кронхорда, узнав об этом побеге, стали называть его мастером Цэном (Цэн – по-сиграмадски означает «колдун»). Вообще, монахи Сензара стараются не пользоваться никакой другой магией, кроме Магии Трилистника, Магии Воздушных Потоков и Магии Освобождения, извечных «Трех небесных данностей» Цинбао Ли, основавшего Союз Семи Посвященных. Но мастер Цэн применил редкую и опасную магию, и только для того, чтобы спастись.

Пользуясь известной ему, но запретной для применения в Сензаре магией, он поменялся внутренней сущностью с воробьём, стал на время этой птицей… Единственный раз в жизни он применил заклятие обмена формой. Потом, отлетев от тюрьмы подальше, будучи воробьём, он снова стал человеком, пользуясь заклятием возврата формы. Ему было необходимо также призвать к себе птицу, ведь воробей одновременно с ним обрел свою форму и оказался в тюрьме вместо мастера Цэна. Сделать это нужно было как можно скорей, так как, если бы эту птицу, благодаря которой спасся Мастер Цэн, поймали и успели убить до таинства её благодарения и освобождения – то мастер Цэн тоже погиб бы, ведь он и воробей временно были побратимами. И колдуну нужно было на расстоянии привлечь внимание воробья, владея языком птиц, вызвать его за город и поблагодарить. Без этого благодарения обратная трансформация полностью не была бы завершена, и между ними продолжало существовать магическое слияние. Цэн поблагодарил этого воробья за свое освобождение, высыпал крошки хлеба из кармана, чтобы тот поклевал, а затем словесно пожелал птице счастливого полета. Тем самым он освободил её душу от связи с человеком.

Применение такого колдовства – опасный магический акт, способный навсегда лишить человека внутреннего равновесия. И потому, мастер Цэн больше никогда не проводил подобный опыт. И, хотя мы сейчас говорим всегда, между собою, что мастер Цэн «улетает», но это – совсем другое, и происходит нынешнее действо иначе. Просто, у нашего учителя есть обученный ворон Сарг. И, когда маг находится в трансе, он может видеть всё, что видит улетевший странствовать ворон: он будто бы смотрит на происходящее его глазами. В этом случае Мастер Цэн запирается у себя в комнате, выпускает обученного ворона с определённым заданием и входит в транс. Он не меняется с ним душами. Обученный Мастером Цэном ворон также приносит ему письма и отправляет его послания нужным людям.

Когда мы ночью путешествовали в старый заброшенный храм, Мастер Цэн пребывал в трансе и следовал сознанием за вороном, послав своё письмо одному знакомому колдуну в Миддлстаг.

А теперь, когда я проснулась в своей комнате и открыла глаза, мне даже не хотелось вставать: я ожидала, что мастер Цэн всех нас непременно поругает. Возможно, даже решит срочно нас разделить, отослав поскорей и подальше, в разные стороны. Мы явно «засветились»: магический столб, который мы вчера создали, наверняка до самого рассвета был виден на всю округу.

Я задремала уже под утро, никак не могла уснуть. А сейчас был день. Снизу, с лестницы, пахло выпечкой и грибным супом. Я напялила свою привычную серую рубашку из тонкой шерсти и кожаную недлинную юбку – крестьянскую одежду, свойственную жительницам ближайших деревень, вполне удобную для прогулок по лесу.

Мастер Цэн никогда не считал стряпню чисто женским делом и нередко готовил сам: особенно часто, когда вставал первым. А потому, когда я спустилась на кухню, Дэмэр и Сэдэр уже пили травяной отвар с мёдом и свежими булками, а на печке доваривался суп.

– А вот и наша соня-засоня, – сказал про меня весело Мастер Цэн, но глаза его не смеялись, как обычно.

И я подумала, что впереди у нас – серьезная взбучка.

– Итак, вот мы все и в полном сборе… Не знаю, ребята, как и разговор начать, – неуверенно начал между тем колдун. – Малые вы, вам бы здесь ещё учиться и учиться – а тут не знаешь, что день грядущий готовит…

– Может быть… Нам всем, втроём, в Непроходимую Пустошь уйти, пока не поздно… Пойти искать Назарею… Это ведь наша вина, мы засветились. Мы место это «спалили» – нам и уходить. А тебя одного не вычислят, если на время затаишься и подальше в лес уйдёшь, – виновато промямлил Сэд.

– О чем это ты? Что, мол, место спалили… А, это ты о том столбе, что над старым храмом до рассвета стоял? Ворон пролетал – и я видел… Но это уже и не столь важно. Если бы не новые события, о которых я только что узнал, в Миддлстаге, то – не беда была бы. Не в лесу Альграды живем, где каждая стёжка-дорожка прочёсана Силой да псами Святой Церкви. Сами понимаете, здесь слева – Гидринейские болота, справа – Запретные земли, сзади – Драконовы горы… Кто разберёт издали, где и что произошло, отчего свечение, где… На болотах, быть может? Срочности никакой не было бы, даже если бы про эти края селяне теперь решили, что здесь или поблизости «ведьмак завёлся». Не потому я хотел, чтобы вы, как вырастете, рассеялись, что у вас сила будет великая и заметная – это вы не важничайте, и не потому, что для этого места колдунов станет много… Увы, нет! Лишь потому, что критически мало магов осталось во многих других местах, равновесие по швам трещит. А здесь, в Сиренийском лесу, и одного меня хватит. Но теперь здесь стало крайне опасно. И долго ещё будет очень опасно. Не сохранятся эти края – навсегда падут. И теперь я не знаю, куда нам вместе двинуть. Можно, конечно, и через Пустошь на разведку отправиться, действительно поискать Назарею – но не возвращался пока ни один из отчаянных смельчаков, что отправились на подобные поиски. Что там, за Пустошью, плохо там али хорошо, я не знаю. Не пролетит через неё мой ворон. Ведь и сама Пустошь – место гиблое.