Валерий Кожушнян - Записки прохожего

Знаю, я был бы для Вас весьма привлекательным фоном, на котором Вы смотрелись бы ещё выразительней и ярче. Ничего уничижительного для себя я здесь не вижу. Мужчина действительно должен быть фоном для прелестной дамы. И это утверждение тем более верно, если он настоящий джентльмен.

Прекрасно понимая Вашу неудовлетворенность сложившейся ситуацией и Вашу неизбывную жажду к удовольствиям, реализовать Ваши желания в силу своей несвободы я не мог. Так образуются в отношениях двух людей трещинки, со временем расширяющиеся до размеров оврага. Вы – человек нетерпеливый. Вам надо всё сразу и немедленно… Как нелепо Всевышний соединяет судьбы! От того они и складываются трагично. Особенно тягостно, когда понимаешь, что впереди тебя ждёт только мрак небытия, всё лучшее уже позади. Наши годы тают стремительно, как снег во время краткой южной зимы. Иной раз я замечал в Ваших скупых мимолётных откровениях нотки ужаса перед грядущим старением. Неизбежным, к сожалению.

Стареющая красавица! – что может быть печальней?! Время Вас не просто страшит, а ввергает в отчаяние. Теперь я понимаю, что отчасти в этом повинен был и я. Отсюда в Вашей душе, раздираемой страстями, так много неутолённой жажды не просто брать, а хватать, почти вслепую, всё то, что может доставить удовольствие, а значит, по Вашему разумению, продлевает молодость. Вы тиранили меня своими выходками и вызывали ревность, небезосновательную, рвали моё сердце в клочья. В одну из размолвок, когда я Вас почти возненавидел, посвятил Вам и себе несколько строк:

«Как презрительно щурятся веки, как надменно очерчен сей рот… Чувств былых обмелевшие реки не удержат любви нашей плот.

Всё случилось так горько и пошло, да и сплетен гора, что невмочь, как тоскливо над собственным прошлым в ступе воду толочь и толочь.

Средь житейского сального трёпа и предательств таких, что не жить, поднимусь ли я вновь для полёта, удержусь ли себя не сгубить?!»

Я нынче редко прибегаю к стихотворчеству. Считайте это данью прошедшей молодости. Мнение окружающих давно меня не волнует. Это я к тому, если эти строки Вы невзначай покажете или прочтёте кому-то постороннему, уверен, с некоторой гордостью или с насмешкой, ибо посвящены, прежде всего, Вам, меня это не затронет. Я мучаюсь другим вопросом. Свидетельствует ли моё стихотворение о том, что Вы по-прежнему дороги мне? Не уверен. Скорее, нет. Но порой ловлю себя на отзвуках высоких к Вам чувств. Чем они вызваны? Здесь я в замешательстве. Возможно, Вы были мне родственной душой? А может быть, дело в сексуальной совместимости и тех удовольствиях, что дарила близость с Вами? Но ведь такая близость и гармония тел у Вас случалась со многими. Вы не раз мне в этом признавались. Догадываюсь, чтобы досадить мне. Хотя Вы были искренни и спокойны при этом. Однако удавалось Вам меня задеть именно своим равнодушием к былому. И всё же утешением для меня служило то, что я отличался от многочисленных «тружеников секса» некоторой возвышенностью чувств. Своим нескромным замечанием я рискую навлечь на себя с Вашей стороны новую волну насмешек и язвительных замечаний. Что ж, я готов и к этому. И, тем не менее, – я другой. С этим упрямым утверждением даже Вам придётся мириться. О чём это я? Да всё о том же. Именно о том, что так привлекало Вас ко мне. Я – стойкий оловянный солдатик. Никакие земные соблазны не смогли бы в тот момент отвратить меня от Вас. Знаю, знаю… Можно соблазнить любого мужчину, но только не того, у которого есть любимая женщина. Это обстоятельство тешило Ваше женское самолюбие. И я даже гордился тем, что сумел это чувство пробудить в Вас. Ну, почему так нелепо всё кончается?

Утверждаю, всё было бы у нас замечательно, будь я чуть безрассудней, пусть и несвободным, но более имущим человеком, что даёт тоже некоторую свободу в действиях. И эта одна из существенных закавык в наших осложнениях. А как можно было бы жить! Увы! Я есть такой, какой есть. На будущее даю Вам пару советов, хотя делать этого не люблю. И всё же: никогда не укоряйте мужчину за недостаток средств. Понимаю, в наш беспринципный век наличие тугого кошелька определяет значимость человека в обществе. Заверяю Вас – чепуха! Я видел людей, обремененных солидным капиталом, умирающих от тоски, от лживой любви и от бессмысленности своего существования. Они достигли своей цели – богатства, но так и не обрели личного счастья. А это высокое благо, не купишь ни за какие деньги. В любые времена, даже более тяжкие и мрачные, чем нынешние, честь и достоинство, истинные чувства, не продажность – всегда оставались неразменным золотым запасом настоящего мужчины. А капитал? Что ж, очень существенное дополнение. Но – «…не каждому дано яблоком, падать к чужим ногам».