Людмила Толмачева - Двое под звездным ливнем

С одной стороны – вздох облегчения: авось, уйдет совсем, оставит, наконец, его в покое. С другой – где-то очень глубоко задетое самолюбие. Что он, чурка с глазами, чтобы вот так с ним обращались: захотели – вломились в дом без всякого спроса, захотели – ушли, внезапно, без извинений, не прощаясь.

Покачав головой, он собрал инструмент, придирчиво осмотрел поправленный забор и, довольный хорошо сделанной работой, неторопливо зашагал во двор. Там его вновь ожидал сюрприз.

Отсвечивая на солнце огненными бликами, медноволосая голова Резуновой склонилась над бочкой, в которую во время дождей с крыши сливалась вода. «Оранжевая девушка из газеты «Оранжевое небо», – усмехнулся про себя Костя.

– Хорошо пахнет, – подняв голову, сообщила Клена. – Дождевая?

– Она.

– Говорят, волосы после мытья такой водой как шелковые становятся…

– Не знаю. Возможно.

– А я уже затопила баню.

– Баню?! Когда… когда вы успели?

– А чего тут мудреного? Дрова готовые лежали у печки. Бересту сунула и готово. Вы не возражаете, если я ополоснусь немного, с дороги?

– Нет, отчего… Ради бога. Вода в баке есть…

– Ага, я посмотрела, прежде чем затапливать. А то бы вашему баку хана. Ха- ха- ха! Представляете, у одних я вот так затопила печь, с пустым котлом. Он и треснул. Что с меня взять? В деревне не жила. Если и ходила к друзьям в бани, то в какие-нибудь сауны с бассейнами, да и то, на всем готовом.

– В любом деле опыт не помешает.

– Ой, вы не представляете, в каких переделках пришлось побывать за четыре года журналистской работы! И этот пресловутый опыт, о котором вы упомянули, приобретался как бы сам по себе. Порой в самых неожиданных областях…

– Да? И например?

– Например, пришлось принимать роды.

– ?

– Да- да! Самые натуральные роды! Этой зимой была в одном элитном доме – беседовала с модным дизайнером. Крутежный дядя, между прочим. За пять минут набросал на ватмане целый гардероб, который, по его мнению, подходит к моему типу. Распрощалась, значит, с ним, иду по лестничной площадке к лифту, как вдруг слышу то-о-ненький голосок: «Помогите!». Голову поворачиваю, смотрю, а дверь одной из квартир приоткрыта и оттуда женская рука тянется, причем снизу, от порога. Подбегаю, а в квартире молоденькая совсем девчонка с огромным животом на полу распростерлась и в схватках корчится. В общем, пока неотложку вызывала, да пока она приехала, у нее ребеночек пошел. Ну и что мне оставалось делать? Схватила какие-то простыни в шкафу, запеленала, как смогла… Жуть!

– Живой хоть?

– Живой! Орал так, что уши заложило. И мать жива, слава богу! Она, дурочка, видите ли, мужа- коммерсанта из деловой поездки ждала. Не хотела без него рожать. Он при родах должен был присутствовать, так сказать, по заранее написанному сценарию. В точности как у подружек. Ох уж это стадное чувство! Мещанский престиж! Ой, заболталась я! Баня-то уже, наверное, готова. Я пойду.

– Идите. Вам, наверное, полотенце надо?

– Ага. У вас есть чистое?

Костя кашлянул, потупился, покраснев при этом до корней волос.

– Ой, я опять не то ляпнула. Простите меня, ладно?

– Ничего. Я сейчас.

Вскоре он вернулся с махровым полотенцем и простыней.

– Держите. А дождевой воды я пару ведер сейчас занесу. Вам хватит?

– Вполне. Еще и вам останется.

– Да я вроде не собирался мыться…

– Ну что вы! Целую баню натопили. Из- за меня одной что ли? Ха- ха- ха! Как в анекдоте, помните? Интеллигент пришел в общественную баню и говорит: «Мне билет на одно лицо». А банщица в ответ: «А задницу что, мыть не собираешься?» Ха- ха- ха!

Так, со смехом Клена скрылась в дверях небольшой, но аккуратной баньки, что притулилась одним боком к огороду, другим – к навесу, под которым располагался вполне приличный верстак, а на гвоздях висел разный инструмент.

Под этот навес и устроился Костя, чтобы покурить, а заодно привести в порядок мысли, до сих пор имевшие хаотичное, почти броуновское движение. «Удивительно, – размышлял поэт, с особой сладостью втягивая в себя сигаретный дым, – почему-то грубости, слетающие с ее языка, не отталкивают. И даже напротив! Мне хочется соответствовать ей. Быть «своим в доску». Ведь я едва сдержался, чтобы не заржать по поводу ее «банного» анекдота, корнями уходящего во времена революции.

Амбец! Полный амбец! А еще эти рифмы… Лезут и лезут, точно крысы из всех щелей. Клена – паслена; златокудрая – мудрая; руки твои нежные – реки безбрежные. Тьфу! Попсы мне только не хватало! Любовно- медовой, прянично- карамельной лирики!»