Мария Фомальгаут - Нежизнь и несмерть Октахора Симплекса

А первая глава еще не написана.

Потому что автор её не придумал. Он придумывает главу, только сначала надо придумать героя… вот сейчас…

– Вот что… может, мне это… орхидеи разводить?

– Было уже.

– Ну, не орхидеи, другое что.

– Тоже было.

Детектив смотрит на автора. С ненавистью смотрит. Детектив, когда сердится, у него… а неизвестно, что у него, автор не придумал ещё. Может, ноздри раздуваются, может, нос туда-сюда ходит, или глаза сверкают, или еще что.

– Или я буду на скрипке играть, – говорит детектив.

– И не будешь ты на скрипке играть, – парирует автор, – и трубку курить не будешь. Было уже.

– А шахматы?

Автор думает насчет шахмат. Вроде не было нигде ничего про шахматы. А может, было. Автор не помнит, автор не может все книги в мире перечитать. Вот и черт пойми, каким он, этот детектив, получиться должен, что он делать будет, в шахматы играть, или карточные домики строить, или фигурки шахматные вырезать будет, хотя нет, вырезание фигурок тоже уже было, Эмиль из… из… да изоткуда же Эмиль был, название-то и не выговоришь…

– Ты бы хоть… – детектив хочет что-то сказать, не договаривает, его обрывает звонок в дверь

Звонок у детектива…

…а чёрт его пойми, какой у детектива звонок, может, из классики что-то, а может, простой такой, динь-дон, а может, птичка чирикает – автор еще не придумал.

Детектив кивает автору:

– Извините… я сейчас.

– Да, да, конечно.

Герой спускается по лестнице… ага, значит, два этажа у него в доме, если он в доме живет, или квартира в два яруса, если в квартире поселился. Детектив выглядывает в окно, смотрит на панораму огромного города – огни, огни, огни – нет, всё-таки в квартире живет.

Снова звонят. На этот раз детектив слышит звонок – переливаются колокольчики. Он открывает дверь, не сразу открывает, возится с замком, еще бы – первый раз он этот замок видит, всего несколько минут живет на свете с того момента, как придумал его автор.

– Вечер добрый.

Ага, значит, сейчас вечер. А солнце еще высоко.

В дом детектива входит человек, худой, нервный, лицо как будто ненастоящее, как у манекена лицо. А одет он… А автор не знает, во что он, гость этот, одет. Чтобы сказать, вот что гость одет, это надо придумать, в какую эпоху всё происходит, и то ли доспехи рыцарские надеть на гостя, то ли римскую тогу, или деловой костюм, или скафандр…

Нет, если за окном огромный мегаполис, значит, одет гость будет в современный костюм… ну, или во что-нибудь футуристическое. Автор живо перебирает в поисковике одежду будущего на модных подиумов…

– И не просите даже, не надену я такое!

Это гость.

Автор хмурится:

– Я вашего мнения не спрашивал, я здесь автор, а вы…

– …вы меня за кого принимаете?

Наконец, после недолгих споров останавливаются на костюме, который напоминает военную форму какой-то несуществующей армии. А детектив одет… автор еще не знает, во что одет детектив, поэтому детектив сейчас в домашнем халате поверх пижамы, и почему-то в галстуке.

– Добрый вечер.

– Разрешите представиться, – гость открывает рот, тут же закрывает, беспомощно смотрит куда-то вверх, – да, чёрт возьми, автор, придумайте мне уже имя!

– А как я вам имя придумаю? – автор вспыхивает, – какой вы национальности? Из какой страны? Вас как величать прикажете, Коля-Петя-Вася или Джон-Джек-Майкл, Кимоно-То-Не-Дошито какое-нибудь или какой-нибудь Хрен Вам Всем?

Гость смущается.

– Ну… ну пусть я буду японец.

– А что вы про Японию знаете?

– М-м-м-м…

– И я ничего не знаю. Так что не получится у нас с Японией. Ничего, что-нибудь придумаем…

– Что поделаешь, – детектив сочувственно кивает гостю, – у меня пока тоже имени нет. Да вы проходите, располагайтесь… Осторожнее!

Детектив кричит – осторожнее, но уже поздно: массивная люстра срывается с потолка, острый край вонзается в шею гостя, голова гостя падает к ногам детектива…

– Осторожнее – повторяет детектив, сам не знает, зачем – осторожнее…

Что-то происходит: обезглавленное тело ходит по комнате, беспомощно размахивает руками. Наконец, подхватывает упавшую голову, пытается водрузить на плечи. Только сейчас детектив понимает, что не видит крови. Совсем. А ведь её должно быть здесь немеряно.

Тем временем гость вставляет назад голову, поворачивает с легким щелчком.

Детектив не понимает, оторопело смотрит на автора, читатель, должно быть, тоже не понимает, как такое может быть, человеку отрубили голову, а он её назад поставил, как ни в чем не бывало.