Всё это только одно мгновение, один штрих в пространстве, но это мгновение и этот штрих никогда не кончаются и не могут кончиться, потому что не ведают – что такое конец. Здесь нет и не может быть никаких циферблатов, никаких двенадцати часов, никаких перекрещённых латинских букв – и вообще – никаких букв и цифр. А что же здесь есть? Или кто?
Тогда представился мне человек, юноша, почти мальчик, живущий на нашей планете давным-давно. И его мама представилась. Будто бы кочуют они уже много веков из города в город, и всегда оказывается почему-то, что живут они на шестом этаже в какой-нибудь пятиэтажке. Причём мама ничего не замечает.
А дальше начиналась история мальчика – как он здесь появился и для чего, и какие с ним приключаются вещи.
Стало мне, например, ясно, что он может делать некоторые чудеса – но не всякие, и вообще – с его точки зрения никакие это не чудеса.
…Стекло передо мной запотело от моего дыхания. По зелёной двери медленно ползла маленькая божья коровка. Было поздно. Около двенадцати часов. Поезд шёл в чистом поле – даже огней никаких теперь не было видно. Стало холодней. Сильно дуло по полу. По стеклу всё сыпал и сыпал дождь. Поезд набирал ход, и капли, падающие на стекло, превращались в длинные, тонкие, размазанные полосы.
Витька махал мне рукой с платформы. То есть, это я только через пару секунд понял, что Витька. А сначала я увидел незнакомого человека, одетого элегантно – и – мне показалось – дорого.
Ну, действительно – как мне ещё могло показаться? Светлые кремовые брюки без «стрелок» – потому что им не нужны были «стрелки», настолько они были «в обтяг», слишком светлый и какой-то подчёркнуто иностранный пиджак и слишком тёмная рубашка под пиджаком – и воротничок у рубашки СЛИШКОМ короткий, я и не знал, что такие бывают на свете, а ботинки – на толстенной подошве – эти точно были с другого материка, с того самого, где раньше бизонов было видимо-невидимо, а теперь вот таких ботинок – хоть завались, и может быть одно связано с другим?
В довершение всего на нём были фирменные очки-«капли», которые в нашем родном городе ещё только входили в моду.
– Привет, – сказал он, когда я оказался на платформе рядом с ним, – чего ты так странно смотришь?
– Привет, – сказал я, – так ведь предупреждать же надо…
– Ты насчёт прикида? – он небрежно махнул рукой: – не обращай внимания. Это спецодежда.
– В каком смысле?
– В обыкновенном. Посмотри вокруг.
Я посмотрел. И мне стало понятно о чём он. Я в своих брюках со стрелочками и в уралобувских ботинках с каблуком выделялся из толпы. А Витька не выделялся. Только зачем это ему – не выделяться?
– А без спецодежды никак нельзя? – полюбопытствовал я.
– Можно, – он поморщился, – если любишь общаться с кем попало, а я что-то не люблю. Цыганки, менты… Все тебя, как приезжего, норовят сделать клиентами.
– А мне что, тоже придётся всё это носить? – продолжал я удивляться.
– Глупости-то не болтай, – буркнул он, подхватывая один из моих чемоданов, – кто тебя может что заставить… Здесь только мои вещи?
Он имел в виду чемодан в своей руке. Все вещи у меня в мой не влезли, в Витькином была пара моих рубашек и ещё какие-то мелочи.
– Нет, – ответил я, – мои тоже…
Я на минуту остановился.
– Забыл что-то? – сказал Витька.
А я не забыл. Скорее, вспомнил: на секунду показалось, что всё это мне знакомо: вокзал, чемоданы, Витька, мелкий, моросящий дождь и фирменная одежда вокруг. «Здесь только мои вещи?» Пауза. «Нет, мои тоже».
– Дежа вю… – сказал я.
– Чего? – переспросил он.
– False memory, – пояснил я, – ложная память.
– А попроще? – потребовал он. На мой взгляд, проще-то было уже некуда. Вот так с Витькой всегда. Антошка бы не стал требовать, чтоб попроще. Просто, спросил бы – что значит, и я бы рассказал.
Но Витьке я не стал бы рассказывать. Он только разозлится. Мол, выдумываешь невесть что. Поэтому я сказал только:
– Да так, фигня. Не бери в голову.
Но он почувствовал фальшь и фыркнул.
– Не злись, – попросил я.
– А кто злится-то… – сказал он, хотя и ежу было понятно кто. Я же говорю – так всегда. Я даже сразу стал жалеть, что приехал. Только раздражать его буду. Но бывает же он и другим, не может быть, чтобы всегда вот так – наперекосяк!
– Слушай, Витька, – сказал я, снова останавливаясь, – ты не рад, что я приехал, да? Я тебя раздражаю?
– Пошли, – сказал он, – чего ты всё время останавливаешься? Вон зелёный загорелся, пошли скорей.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу