Крепко держа под локоть своего спутника Аполлона Ивановича Барского, Леночка бросила неприязненный взгляд на жандармский патруль на перроне. И эти здесь! Жандармы в длинных шинелях и шапках-башлыках проводили привычно-равнодушными взглядами проходящую мимо них пару – молоденькую привлекательную девушку в пальто с меховым воротником и в кокетливой меховой шапочке с полным пожилым господином в дорогой бобровой шубе. Не иначе как отец с дочерью, промелькнуло в голове у жандармского офицера, мерзнущего на перроне уже третий час. Промелькнуло и забылось. Не до них.
Тревожные времена наступили в России. Ушли в прошлое медленные тягуче-спокойные восьмидесятые и девяностые. Не то, чтобы они были уж такими благостными и благополучными. Всякое бывало. И войны, и мор, и недород. Но такого, как сейчас… Начинался новый век. Да так начинался, что не приведи Господь! Балканские войны теперь казались мелким малозначащим инцидентом. Эта непонятная война с Японией, которую поначалу никто и не принял всерьез. Так, небольшой конфликт с желтыми узкоглазыми азиатами, который развязали аферисты, толпящиеся у царского трона… Неделя, много – месяц – и япошек опять разгонят по их островам. Вся реакция Петербурга свелась к тому, что в столичных ресторанах певички полусвета включили в свой репертуар смешные куплеты о глупом микадо. Публике это очень нравилось. Но потом грянул гром. Страшное поражение под Ляояном, гибель непобедимой (как все были уверены) тихоокеанской эскадры, сдача неприступного Порт-Артура. Многие считали, что это все еще не страшно, что скоро подойдет эскадра Рожественского, которая сейчас как раз огибает Африку, – и раскатает этих япошек в мелкий блин.
Не только в этом было дело. Японцы? Что японцы, разберемся, загоним под лавку! Вся Россия пришла в движение. Первым делом Ходынка. Представить невозможно – праздник по случаю коронации – и почти три тысячи раздавленных подданных российского государя… Не может быть счастливым царствование, что началось с такой катастрофы. Это ЗНАК , который ложится зловещей тенью на все будущее империи. Так говорили те, кто в этом понимает. Дальше – больше. Замелькали возмутители спокойствия, люди странного и непонятного поведения. Появились какие-то декаденты . На фабрики и заводы все чаще стали приходить агитаторы, и, если раньше рабочие просто подсмеивались над антилигентами , то теперь жадно слушали их и поднимались на стачки. Начались демонстрации, и уже в ноябре прямо по Невскому (вы только представьте себе!) шли толпы людей с лозунгами «Долой войну!» и «Долой самодержавие!». Демонстрантов разгоняли, особенно ретивых смутьянов арестовывали. Увы, это не очень помогало. Тогда к столице подтянули казачьи части. Мрачно-веселые донцы ехали по окраинам (в центр их пока не пускали), с неодобрением поглядывая на высокие каменные дома и экипажи. Поигрывали нагайками, иногда затягивали непривычные для столичного уха песни с уханьем и гиканьем. Обыватели жались к домам. Страшно. Волнения мало-помалу поутихли.
Мимо Леночки и ее спутника быстрым шагом прошли Владимир с Митей в одинаковых форменных университетских шинелях. Естественно, сделали вид, что они не знакомы. Где-то здесь в толпе должны быть еще Тихон с Игнатом, но они едут в общем вагоне третьим классом. Пока все идет по плану.
Купе вагона первого класса Леночке понравилось. Кожаные диваны, высокие зеркала, лампа с розовым абажуром на столике. Мило, очень мило. Аполлон Иванович помог снять пальто Леночке, сбросил свою шубу, и, отдуваясь, уселся за столик. Был он невысок ростом, тучен, имел обширную лысину и длинные, слегка обвисшие усы. Врач общего профиля по профессии с весьма преуспевающей частной практикой на Васильевском острове.
– Через семь минут отправление, – Аполлон Иванович извлек из жилетного кармана серебряный брегет работы Павла Буре и внимательно посмотрел на циферблат. – Надеюсь, все наши уже на местах.
– А вы разве сомневались? – удивилась Леночка. – Не волнуйтесь, у Владимира все рассчитано точно. Никакой ошибки быть не может.
– Мало ли. Все может случиться, – проворчал доктор. – А если кого-нибудь остановили городовые или, чего хуже, жандармы? Обыскали? Тогда что?
– Нет, – отрезала Леночка, взглянув на него суровым взглядом. – Я уверена, что пройдет, как запланировано.
* * *
Она родилась в Санкт-Петербурге. Это было давно, почти девятнадцать лет назад. Ее отец Николай Звонцов был известным хирургом. В молодости полковой врач, он участвовал в Крымской компании, в Севастополе оперировал вместе с Пироговым. Вышел в отставку, женился на молодой и бесконечно влюбленной в него сестре милосердия, вернулся в Петербург и занялся частной хирургической практикой. Леночку он пытался воспитывать в строгости, только вот получалось это плохо.
Читать дальше