Анатолий Новгородцев - Два шпиля

Сафа-икбал, стройная смуглянка, передала Дели изумрудно-зелёные глаза и невероятно густые и мягкие матово-чёрные волосы. В многосотенном населении султанского дворца едва ли нашлась бы дюжина человек, отозвавшихся о ней отрицательно – да и то по причине врождённой жёлчности и упрямства. Она умела спокойно и дипломатично разрядить любую ситуацию, найти справедливый выход изо всякого конфликта и подобрать слова, убеждающие самого заядлого спорщика. И гневные, жёсткие нотки, звучавшие сейчас в её мелодичном голосе, Дели слышала, пожалуй, впервые.

– Опомнись, комутан! – негромкий, но резкий и властный окрик ударил, как хлыст. – Опомнись, ради всего святого! Мохсен-Адиль – твой брат, он возвысил тебя, как мог…

– Возвысил… – злобно кривясь, комутан-паша потряс головой. – Разумеется! Мой братец настолько благороден и такой правильный, что меня от него тошнит! Вместо того, чтобы услать меня с глаз долой руководить богом забытой провинцией, он оставил меня в столице! Ещё и доверие оказал – я ведь командир дворцовой гвардии!

– Не понимаю твоей злой иронии, – глаза матери метали зелёные искры, – это действительно так! Мой муж доверяет тебе…

– Чихал я на его доверие! – Гири-Сейкал с силой прихлопнул ладонью богатую рукоять ятагана. – Разумеется, я должен быть ему бесконечно благодарен и лизать ноги… Какая провинция? Мог и просто приказать перерезать мне горло…

– Не гневи Восшедшего, Гири-Сейкал! Думай, что говоришь! – оборвала Сафа-икбал. – Такое варварство уже в далёком прошлом. А вот оставляя тебя при дворце султан, как я вижу, действительно ошибся в силу своей доброты и верности роду. Он просто не мог и до сих пор не может предположить, что твоё честолюбие и неблагодарность простираются столь далеко. Я знаю о твоей дружбе с верхушкой имамата. Эти кликуши, давно забывшие, в чём суть служения Восшедшему, толкают тебя на кривую дорожку. Опомнись, говорю тебе ещё раз! Неужели для тебя ничего не значат родная кровь и родовая честь?

– Ты знаешь Сафа, что после твоего мужа я – ближайший претендент на престол султаната. – комутан-паша ступил ближе, и теперь собеседники стояли на расстоянии вытянтой руки. – Неужели ты, как и твой недальновидный благочестивый муж уверена, что его все обожают?

– Мохсен-Адиль – честный и справедливый правитель. – убеждённо и твёрдо отвечала Сафа-икбал. – Он заботится о своём народе, и народ отвечает ему если и не любовью, то уважением…

– Да кого волнуют любовь и уважение сброда, имя которому не народ, а толпа! – почти в полный голос зарычал Гири-Сейкал. – Он понизил норму добычи лазурита и цветного мрамора, треть копален вообще закрыл… В бедных провинциях султаната установил слишком низкий потолок цен, а львиную долю казны тратит на приюты и лечебницы для бедных! Вместо мечетей строит школы и часть доходов имамата пускает на строительство дорог и прокладку канализаций в городах…

– Всё это он делает в интересах султаната и для пользы его подданных! – горячо ответила Сафа. – Цветной мрамор и лазурит – одни из основных товаров, поставляемых из Гараханча в другие государства, и султан хочет, чтобы его запасов хватило и последующим поколениям – это куда важнее сегодняшних сверхбарышей кучки купцов и чиновников. Развитие медицины и образования – прямая забота о благополучии населения и путь к дальнейшему развитию страны, а имамат не обеднеет, если часть налогов уйдёт не в его мошну, а на благоустройство городов и борьбу с эпидемиями…

– Я не о том, Сафа! – в глазах комутана пылал чёрный огонь, и он казался Дели похожим на злобного демона из сказок. – Мой брат за счёт признательности черни настраивает против себя людей, имеющих истинное влияние в Гараханче! Он оторвался от реальности, слишком погрузился в свои науки, слишком зачитывается измышлениями философов. Почти всё время разъезжает по периферии султаната или гостит в соседних странах…

– Он не просто гостит, и ты это прекрасно знаешь! – вновь повысила голос мать. – Мир между султанатом и его соседями прочен, как никогда, и торговля с другими державами достигла небывалого расцвета.

– Вот только от этого не становятся туже кошельки столичной знати, – зловеще усмехнулся Гири-Сейкал, – а ведь именно они – сердце султаната.

– Чего ты хочешь? – тревожно спросила Сафа. – Переворота? Власти? Почему ты говоришь со мной сейчас об этом?

– Кто говорит о перевороте? – лицо комутана изменилось, он часто и хрипло дышал, а огонь в глазах сменился масляным блеском. – Время само покажет… Может статься, что твоего мужа попросят уйти, освободив место более достойному…