Кира Соловьёва - Фениксова песнь

Под живыми серыми побегами неподвижно лежало израненное человеческое тело. Побеги заползали в раны, оплетали их, с бульканьем вдавливались поглубже, а человек лежал, глядя куда-то вверх выцветшими светлыми глазами. Голубыми или серыми – разобрать я не смог, потому что радужка быстро затягивалась толстой непрозрачной пленкой. Как у мертвой нежити. Только человек передо мной не был мертвым, в этом я был уверен. Тогда какого черта здесь происходит?!

Я приподнял руку, но над плечом пальцы сомкнулись на пустоте. Ножен на поясе тоже не наблюдалось. Я был безоружен. Стоп… Безоружен? Я?!

Я закрыл глаза и потянулся к дару. Огонек под сердцем затрепетал, послышался тихий шелест, но заклинания не плелись, а схемы не рисовались. Мне стало по-настоящему страшно. Что же это за сон такой, если в нем нет ни оружия, ни магии?

Серые побеги заполнили все раны своей жертвы, и с жутким чавканьем начали наносить новые. Я лихорадочно вцепился в ближайший стебель, потянул его на себя – и неожиданно все растение рассыпалось крупными серыми комьями, напоминающими пепел.

Человек никак не отреагировал. Я нащупал пальцами жилку на его шее – она размеренно вздрагивала, как ей и положено. На ранах не появлялось ни капли крови, и их быстро заполняли крохотные белые снежинки. Они оседали на разорванные края, падали глубже, но не таяли. Только одна, угодившая человеку в широко открытый глаз, быстро исчезла. Но не растаяла, а впиталась в зрачок – и в нем забилось плененное белое пятнышко. С минуту ничего не происходило, а потом от зрачка словно краска поползла – синяя-синяя, быстро заполнившая собой светлую радужку.

Человек вздрогнул и молниеносно сел. С волос, и без того абсолютно белых, посыпались хлопья снега. Я отшатнулся, поскользнулся и упал, впечатавшись спиной в зеркальную поверхность мира. По ней побежали трещины, я попытался подняться – но не смог. Меня как будто пригвоздило к месту. Осталось только тупо наблюдать, как беловолосый человек встает, пошатываясь, и распахивает темные кожистые крылья.

Откуда они взялись за его спиной, я не знал. Но человек уверенно подпрыгнул, и крылья, подмяв под себя воздух, понесли его вверх. Все выше и выше.

Я лежал на зеркале и чувствовал себя полным идиотом. Вот и помогай после этого людям! Они в твою сторону даже не посмотрят…

То, что крылатое существо вряд ли является человеком, до меня дошло не сразу. Но это все равно не оправдывало его дурацкого поведения, а бесило еще больше. Лучше бы я его оставил под тем чертовым кустом, все равно никакого проку!

– Ч-ш-што, развлекаеш-ш-шься? – прозвучало рядом.

Я дернулся, попытался поднять голову, но ничего не получилось. Зато дар наконец проснулся, и я смог почувствовать, кто находится рядом со мной. Лирна, мелкий дух-падальщик, который, вроде бы, живых людей не жрет. Вроде бы.

– Не твоего ума дело, – огрызнулся я. – Проваливай отсюда!

– Какой ты невеж-ж-жливый…

Сначала плеча, а затем и груди коснулись маленькие прозрачные коготки. Дух тяжело приподнялся на слабых четырехсуставчатых лапках, сел на мой живот, подпер пальцем нелепую голову с двумя мордочками. Одна – восьмиглазая, с пятачком вместо носа и тонким надрывом рта. Вторая – кошачья, с трогательным рыжим пушком на ушах.

– Проваливай, я сказал! – рыкнул я, больше всего на свете желая проснуться.

– Ты наруш-ш-шил з-закон, – непреклонно возразила лирна. – Ты долж-ж-жен з-з-за это з-з-заплатить…

Коготки вспороли ворот рубашки, коснулись шеи. Я скорее угадал, чем почувствовал, что на коже после них остаются борозды, быстро наливающиеся кровью.

Я выгнулся всем телом, сбросил чертову тварь, вскочил на ноги и… проснулся. На кровати, под одеялом, в светлой комнате оружейной лавки.

Только шею немилосердно жгло, будто кипятком ошпарило.

Я выкарабкался из-под одеяла, на негнущихся ногах подошел к окну. М-да… Солнце давно взошло, высветив шпили городских храмов и крыши домов, среди которых выделялись красные верхушки корпусов Академии. Внизу сновали люди, волоча корзины: кто пустые, а кто с продуктами или тряпками. Где-то пронзительно орала кошка. То ли кто-то ее пришиб, то ли она страстно этого жаждала.

Все было нормально. Только в голове остались обрывки белого странного сна, вместе с голосом лирны и образом синеглазого человека. А еще под горлом застрял мерзкий колючий комок: то ли вырвет, то ли кровью вытечет, как после сложных ритуалов.

Я уже собирался выйти из комнаты, когда заметил над лежаком старое зеркало. С ходу вспомнить, висело ли оно тут вчера, я не смог, но почему-то был уверен, что днем от него не может быть вреда. Я подошел ближе, заглянул и вздрогнул.