Василий Лягоскин: Ох, уж эти женщины! Пять попыток познать женщину изнутри

– О чем? – открыла рот Кассандра.

Кошкин ловко заткнул его бедрышком каплуна, которое растаяло внутри само – не пришлось даже жевать.

– О войне и говори, – взмахнул он остатком бедра, словно дирижерской палочкой.

И Кассандра «запела». Видно было, что поговорить она любит, и что она тоже замечала и тщательно скрываемые смешки, и откровенное недоверие в глазах слушателей. Но сейчас такой слушатель был очень внимательным, а главное – не мог скрыть от рассказчицы своих эмоций. Кошкин и не скрывал – сначала своего восторга от совсем незнакомых, но таких замечательных кушаний, а потом и от рассказа, который медленно, но неотвратимо раскрывал перед ним картину вяло текущей войны, начавшейся («Кто бы мог подумать?», – иронично хмыкнул историк, чуть не подавившись огромным куском запеченной вепрятины) из-за женщины.

– Елены Прекрасной? – уточнил он, запив кусок божественно вкусным вином из бокала, поданного терпеливо ждущей за плечом красавицей.

– Ну, не такая уж она и прекрасная, – с хорошо заметным пренебрежительным оттенком заметила Кассандра.

Она попыталась сделать движение, которым огладила бы роскошные бедра, и не менее волнующие мужские взгляды груди. Но руки были заняты – недоеденным куском мяса и недопитым бокалом с чудесной мальвазией – и ей пришлось довольствоваться понимающим похмыкиванием Виктора Николаевича. На вопрос, который она прочла в этом явно одобрительном звуке: «По сравнению с тобой, конечно?», – она ответила царственным кивком: «Естественно!».

Царевна еще и подкрепила свое утверждение; еще одним сравнением:

– По крайней мере, из нас двоих мужи первой выбирают меня.

Кошкин едва не подавился – остатками вепрятины:

– Что значит мужи? Что значит, выбирают?!! А как же твоя девственность, воспетая в веках; как муж Елены, Парис?

– Парис, – теперь уже хмыкнула Кассандра, и добавила жестко и буднично, словно не говорила сейчас о единоутробном брате, – сдох Парис. Убит Филонтетом.

– Ага, – вспомнил «Илиаду» Гомера историк, – стрелами Геракла?

– Геракла? – рассмеялась троянка, – стрелы этого олимпионика давно истлели. Парису хватило обычной.

– И как же теперь Елена?

– А что Елена? – Кассандра на мгновение перехватила командование телом у зазевавшегося Николаича, и пожала плечами, – ее тут же пригрел другой мой братец, Деифоб. Ради статуса, если кто не понял. Но ночью ее греют совсем другие тела.

Кошкин вспомнил «тело», которое утащили стражники; спросить о его участи не успел.

– Ничего с ним не случится, – рассмеялась троянка, – отоспится, и отправится на крепостную стену – воины на войне важнее всего.

– Ага, – согласился с ней Виктор Николаевич, примеряясь к новому, пока непонятному для него кушанью, – давай лучше про войну. Что сейчас на фронтах?

– Затишье, – Кассандра с изумлением наблюдала, как пришелец из будущего пытается насытить свой неуемный аппетит, и еще более безмерное любопытство, – главные забияки вроде Ахилла с Патроклом, да братца моего Гектора уже пируют вместе в царстве Аида, а остальные…

– Остальные ждут, когда построят коня? – Кошкин распознал в кушанье паштет из языков (может, даже соловьиных?) и одобрительно кивнул головой.

– Какого коня? – не поняла Кассандра, – всех лошадей уже съели. Ну, как всех…

– Царские выезды остались, – догадался Николаич, – так что можно в любой момент запрячь их в эти… квадриги, и со свистом ямщиков, с улюлюканьем…

– Можно, – кивнула провидица, уже не удивляясь прожорливости гостя и собственного тела, – но не нужно. Потому что гонять по улицам не интересно, а за пределы крепостных стен… сам понимаешь.

– Понимаю, – кивнул Кошкин, отчаянно пытаясь скрыть от новой знакомой, чем закончилась «Илиада», на удивление точно описавшая реальные события – словно Гомер тоже ухитрился как-то внедриться в сознание одного из участников великого действа, – а потом (воспрянул духом Николаич) вернулся в свое время, где и надиктовал писцам поэму. А может, и сам написал – слухи о его слепоте тоже могли быть сильно преувеличены.

– А как насчет прогуляться? – Кошкин, наконец, отвалился от стола, – ножками – чтобы можно было на людей поглядеть, да себя показать.

– Себя показать, это мы всегда готовы, – оживилась царевна, – только с одним условием…

– Каким? – Кошкин был рад, что вольный пересказ «Илиады» закончился в нужном для него месте.

– Теперь твоя очередь рассказывать – о своем мире. О чудесах будущего, о том, как ты попал сюда (руки опять огладили бедра), и о…