Александр Амурчик - Вожделение в эпоху застоя. Caldamente. Цикл «Прутский Декамерон». Книга 3

Тугая струя прохладной воды из душа взбодрила меня, крупные капли, барабаня по коже, прогнали остатки сна и смыли все те запахи, которыми я, казалось, целиком пропитался за ночь. Я стоял, подставляя тело под потоки воды, довольно долго, до появления ощущения легкого озноба, затем с удовольствием растерся жестким махровым полотенцем до покраснения кожи.

Выйдя из санитарного блока, я вернулся в бар, настежь открыл дверь, ведущую на улицу, вдохнул полной грудью свежий утренний воздух, напоенный влагой недавнего дождя, постоял так несколько секунд и тут только вспомнил, что с сегодняшнего дня я в отпуске – ура! – впервые за много месяцев напряженной ежедневной работы.

Однако прежде чем уйти в этот самый отпуск, мне еще требовалось доделать кое-какие мелочи по бару, как-то: навести в помещении порядок и сделать самому себе ревизию, или, как говорят коллеги-буфетчики – посчитаться. (Лично я всегда говорю, что в нашем случае считаться – это скрупулезно изо дня в день, до копеечки, «сводить счеты» с государством, и тогда тебе не о чем будет беспокоиться, и государству потом не придется сводить с тобой счеты всяческими негуманными способами).

Ну, а назавтра утренним автобусом я отправлюсь в курортный городок Затоку, что под Одессой – там, в одном из многочисленных лагерей отдыха, меня будет ждать друг детства Сережа Березкин, и мы с ним славно недельку-другую отдохнем.

Начать я решил с уборки, поэтому, облачившись в синий рабочий халат, приступил к самому неприятному делу – мытью посуды, оставшейся после вчерашнего вечера.

Незлобно ругаясь, когда на стаканах попадались полоски ничем не смываемой губной помады, я перемыл посуду, затем, включив усилитель и магнитофон, вставил в него кассету с моим любимым «Би джиз», зачерпнул из льдогенератора, намолотившего за ночь целую гору льда, горсть кубиков, открыл еще одну бутылку «боржома», и стал теперь уже медленно, с наслаждением, мелкими глотками через соломинку тянуть малогазированный напиток с оригинальным тонизирующим вкусом, который так хорошо освежает и – чего уж там! – великолепно опохмеляет по утрам.

Мой одноклассник Славка Карась, тоже бармен, только, в отличие от меня, мореходный, – он ходит на теплоходе по реке Дунай, – как-то рассказывал, как у него обычно проходит утренняя побудка. Попойки на пароходе – явление довольно регулярное, – порой длятся до двух, трех, а то и четырех часов ночи, в них участвуют работники обслуги – спевшиеся, спившиеся и давно уже на почве этого тесно спаявшиеся между собой повара, буфетчики, официанты и бармены. После этого мероприятия Славка прикорнет, бывало, когда один, а когда, при более удачном стечении обстоятельств, с какой-либо из официанток где-нибудь в укромном уголке до без четверти семь, потому что в семь утра уже нужно было вскакивать, бежать и обслуживать иностранцев, подавать им завтрак. Итак, он поднимается на ноги, но опухшие глаза никак не открываются, поэтому наш бедный Слава на ощупь добирается до льдогенератора и, открыв боковую крышку, зарывается головой в ледяные шарики, цилиндрики или кубики – в зависимости от типа аппарата. Отекшее его лицо при этом через каких-нибудь пять-десять минут интенсивной хладотерапии приходит в почти нормальное состояние, а он тем временем хватает флакон дезодоранта, прыскает им, оттянув пояс брюк, в область паха, потом обрабатывает подмышки, последняя порция в рот, после чего опрометью несется в зал, на ходу прицепляя на место бабочку, которую случайно обнаруживает в кармане.

На раздаче он двумя салфетками подхватывает с мармита внушительную стопку тарелок, предварительно хорошо прогретых на пару, вылетает в зал, где добропорядочные немцы – в основном пенсионеры возрастом от 60 до 90, – уже чинно сидят за своими столами, подбегает к ним, громко, с видимым удовольствием кричит «хенде хох», отчего те мгновенно убирают со столов руки, и раскладывает раскаленные тарелки, чтобы потом на них поставить уже блюда с завтраком, а горячая тарелка нужна для того, чтобы поданный завтрак подольше оставался горячим – немецкий желудок нежен и требует к себе бережного отношения.

Вот так примерно начинает свой трудовой день мой в прошлом одноклассник, а ныне коллега и добрый товарищ Славка Карась.

А моя работа тем временем подходит к концу. Ряды стаканов выстраиваются на застеленной поверх стойки белоснежной льняной скатерти донышками вверх, заняв свое место между фужерами и рюмками, и их «боевой» строй застывает, готовый к новым застольным «баталиям».