Серафим Попов - Татуировки. Истории современников

– Нет уж! Дудки! Лучше уж отказаться от такой жизни и умереть раз и навсегда!

Эрик лежал в кровати, и его хрипло дыхание умирающего наполняло комнату тревожными вибрациями страха и тоски.

За окном лежал снег, выпавший в Рождество, и дети катались с горки на картонках. На подоконнике опять зацвела орхидея, не понимая, что на улице зима и сошедшая со своего цветочного ума от переселения из тропического климата Таиланда в холодный климат северной Европы.

Но Бента, жена Эрика, любила цветы больше всего на свете – после Эрика и поездок в Таиланд – с бесконечным лежанием на солнце, массажами, производимыми маленькими, мягкими, но сильными руками таиландцев и вина, которым она наполняла свое тело каждый день, считая, что красное вино – полезно и верившая всему, что писали лживые газеты, получающие хорошую плату за объявления.

Теперь Бента сидела весь день на диване и плакала. Она не могла себе представить свою жизнь без Эрика, была по-скандинавски красива и очень глупа, не понимая в жизни многих вещей и считая их лишними – как наука (трудно и непонятно), литература (скучно), искусстово (дорого и бесполезно). Ее жизнь была заполнена работой на пушном аукционе, рядом с Эриком, вкусными ужинами, игрой в бадминтон и чтением бульварных сплетневых изданий.

Детей у них не было, ибо красавица была бесплодна, но они удочерили маленькую девочку-заморыша из Эквадора, проданную своей мамой, не могшей прокормить ораву бесконтрольно рождающехся у нее детей.

Девочка выросла темненькой, толстенькой и чужой в этой высоко рассисткой стране голубоглазых и белоголовых викингов. Хотя в их стране стали появляться чужие, темные – из Турции, Ирана и других нескандинавских и нехристианских стран, но местные викинги в душе чужих презирали и не любили, хотя отличались состраданием и христианским милосердием.

Теперь их дочь жила отдельно, работала, страдала аллергией в этой стране дождей и туманов и не знала, кого ей любить – то ли Эрика с Бентой, купившей её в трехмесячном возрасте у её настоящей мамы, то ли свою далекую страну – с джунглями и Галапаглсскими островами, где она никогда не была и где жила её семья по крови.

Бента никогда не знала, сколько у них с Эриком денег, как они живут и только радовалась, когда они в длинные каникулы ездили на целый месяц в Таиланд, а зимой покупали новую машину, продавая старую, которой исполнялся год.

Она выращивала экзотические цветы в саду и не думала о будущем, поэтому когда Эрик заболел и лег в больницу, она испугалась, но потом решила, что врачи умные и Эрика обязательно спасут. Когда же после месяца ей сказали, что Эрик умирает и что медицина, несмотря на все диссертации и умные слова и дорогие лекарства – бессильна перед прогрессирующей болезнью Эрика, Бента впала в тоску и стала ежедневно плакать.

Эрик же лежал дома, отвернувшись к стенке и страдал. Жизнь уходила из его тела с каждой минутой. Невидимый рак – как плесневый гриб, росший на стенах заброшенных, сырых подвалов, покрывал его изнутри, съедая его жизнь. Рак хотел жить за счет Эрика, и тело Эрика не могло больше противиться этому желанию чужого натиска.

Как те чужие, приехавшие в Скандинавию в восьмидесятые – сначала временно, а потом оставшиеся, вросшие, расплодившиеся, заполнившие своей чужой культурой скандинавские земли, так и рак, незаметно попав в его легкие через шкурки норок, приехавших из Канады, Америки, России и принесшие свои, неизвестные бактерии и микробы, которые уже более тридцати лет вдыхал в себя Эрик по восемь часов в день, сортируя мертвые шкурки убитых животных, делал свое дело – он, рак, как и эти приезжие, чужие, боролся за свою жизнь.

Рак был паразитом, а Эрик, как и другие скандинавы, – донором, отдающим свою жизнь ради роста этого патазита. Борьба своих и чужих – этот вечный конфликт выживания сильнейших – разыгрывался в теле Эрика.

Вся жизнь Эрика была борьбой – за дом, машину, поездки в Таиланд, и за это он платил стоянием в холодном складе и вдыханием в себя запаха мертвых шкурок, уже более тридцати лет.

Он все ждал, когда уйдет на пенсию, расплатится с долгами за дом, машины и поездки и будет наслаждаться мирной жизнью с Бентой и не будет больше вставать в четыре утра и ехать к пяти в холодный сарай, заполненный вонючим мехом, но теперь он понял, что этому не быть. Никогда.

Он не сказал Бенте, что взял опять в банке огромный долг для их поездок в пятизвездные курорты Таиланда, где он забывал на время о мертвом запахе надоевших ему шкурок норки, да она бы и не поняла, как можно заложить их дом, где они собирались встречать старость, поменяв его на деньги, уже истраченные на поездки.