– Почему ко мне никто не приходит, как к другим детям?
Что могла Женя ответить? Иногда ей очень хотелось расплакаться, разреветься, чтобы вылить со слезами всю свою боль, да только некогда было рыдать.
Из школы она ушла потому, что не могла с детьми говорить свысока. Не могла приказывать, заставлять, ругать и наказывать. Она никак не могла привыкнуть говорить ребёнку «ты» – она всегда к любому человеку обращалась на «вы».
– Да она нам всю дисциплину расшатает, – кипятилась на педсовете завуч Зинаида Тимофеевна. – Это хулиганьё надо держать в ежовых рукавицах! А она, когда вызывает ученика к доске, то спрашивает: «Вы готовы отвечать?» Милочка, их надо вот как держать, – она показала кулак. – Упустите дисциплину – они будут вами помыкать. Хотите, чтоб они над вами смеялись?
Женя уволилась из школы и стала работать в библиотеке. Попутно писала очерки в газету, заметки, стихи. Сначала это было для заработка. Потом она поняла, что уже не может без этого. Она стала внештатным корреспондентом, а это побуждало её к постоянному поиску: тем, идей, рубрик. Она брала интервью у интересных людей, писала о значительных событиях. Всё это стоило копейки, но ей уже было интересно само дело, а не плата за него. Свои стихи она могла публиковать лишь изредка, редактор не очень приветствовал поэзию. Женя стала посылать стихи в центральные издания. В каком-то из них её произведения дали рецензию Осокину. После этого имя Жени Лаптевой узнал весь литературный мир.
Она всё-таки приехала к Осокину в Москву по его приглашению. Одолжила у институтской подруги джинсы, свитер и деньги на билет, оставила ей Зою на несколько дней и ринулась навстречу судьбе.
Академик Осокин ей понравился. Он выглядел значительно моложе своих лет, был по-спортивному подтянут, а самое главное – он был очень деликатен. «Настоящий интеллигент», – думала она. Ей было очень легко рядом с ним, она даже подумала: «Везёт же некоторым женщинам, попадается такое сокровище – и тогда уже всё, никаких проблем в жизни». Чем больше она общалась с Михаилом Павловичем, тем отчаяннее билась в мозгу мысль, что будь в её жизни такой вот мужчина – муж или отец – и тогда всё бы у неё сложилось по-другому. Она не знала, что Осокин уже много лет был вдовцом. С лёгкой грустью Женя распрощалась с ним и вернулась в родную Пермь. А вскоре туда приехал Осокин ознакомиться с литературной жизнью региона. Он посетил литобъединение, выступал в школах и библиотеках, слушал стихи местных авторов и увёз с собой гору подаренных ему книг местных авторов. Перед отъездом он зашёл к Жене, посмотрел на то, как они с Зоей на съёмной квартире теснятся в одной комнате и за одним столом готовят, делают уроки, моют посуду и пишут стихи. Ему стало как-то неловко, он скомканно сказал несколько пустых, ни к чему не обязывающих слов и уехал. У Жени стало одиноко на душе, она поняла, что она, пусть даже и с талантом, никому не нужна. Шесть миллиардов людей на Земле – и только один близкий ей человечек – это Зоя. Дочь взрослела раньше своих лет. Она тоже всё поняла, когда за знаменитым академиком закрылась дверь. Их жизнь немного всколыхнулась с его приездом, а теперь всё должно вернуться на круги своя. Зое – школа, Жене – библиотека. Снова борьба за выживание, за копейку, за кусок хлеба. Жене было очень обидно, что он уехал, хотя он ничего иного и не мог сделать: ничего ей не обещал и не обнадёживал. Она ночью наплакалась, а утром, успокоившись, взяла себя в руки и стала жить дальше. Ходить в библиотеку, выдавать книги, заполнять читательские формуляры.
Ей казалось – прошла вечность. А прошло всего несколько дней, когда вдруг в её библиотеке раздался звонок и в трубке послышался голос Осокина. Он не был таким уверенным, как раньше. Он запинался, срывался, но всё же сказал:
– Женя! Я все эти дни думал. И ночи тоже. Вот хочу тебе задать вопрос: как ты смотришь на то, чтобы я забрал тебя и Зою к себе насовсем?
Он молчал, ожидая ответа, и она, чувствуя, что спазмы не дают говорить, тоже молчала. Когда она, наконец, выдавила из себя: «Я согласна», он прокричал в трубку:
– Я еду за вами!
Так начался новый период в жизни Жени Лаптевой. Она стала москвичкой. Стала любимой женщиной академика Осокина. Он её боготворил, окружил заботой и вниманием, лишил абсолютно всех проблем. Кроме того, он видел в ней необыкновенно талантливую поэтессу. В литературе была общность их интересов. Он многому её научил, дал возможность широко печататься, ввёл в литературные круги, где она, кстати, не прижилась. Её попросту принимали за нахальную провинциалку, сумевшую окрутить знаменитого критика и литературоведа. Дамы бальзаковского возраста откровенно хмыкали ей вслед:
Читать дальше