Марк Котлярский - На исходе августа

Но тут кто-то из соседей, прознав про совершенно непристойное поведение кенаря и оценив мрачные перспективы диминого будущего, обратился к специалисту, и тот все объяснил: кенарь нервничает; он так и не дозвался своей канарейки и потому тоже, как и его хозяин, затосковал.

Диму соседи любили: пьяницей он был тихим, слесарем прекрасным. Благодаря ему, сантехника в доме у всех работала отменно. Гонорар у него за работу, независимо от объема, был всегда стандартный – одна бутылка «Столичной». Так что отпускать Диму на наш коммунальный покой смысла не было.

Шапка по кругу – и у Димы с Ниной в квартире появилась канарейка.

Получив в клетку подругу, кенарь воспрял духом. Он прыгал вокруг нее, радостно хвастался роскошным оперением и заливался пуще прежнего. На многослойные рулады кенаря, доносящиеся из диминой квартиры, по-прежнему собирались соседи. Счастливая Нина поила всех чаем с медом и шептала на ухо, что Дима опять стал меньше пить. А за супружеской парой в птичьей клетке вполне официально закрепились нормальные человеческие имена – Сёма и Сима.

Но однажды Дима явился ко мне – по-соседски без предупреждения и даже без стука. Взгляд его не предвещал ничего хорошего. Зная, что моя жена терпеть не может мужской уличной лексики и поэтому на каждом шагу замолкая, чтобы подобрать слова поприличнее, Дима стал бросать мне одну рваную фразу за другой.

– Слушай, сосед, что за… ну, ты понимаешь кого.. вы мне притащили? Она же ему петь не дает… Вообще жлобство какое-то получается: Нинка мне пить не дает, Симка Сёмке долбанному петь не дает. Что за.. это… как его… мать твою… получается?

– Что значит – петь не дает? – не понял я.

– А вот то и значит. Все остальное дает, а петь не дает. Он как начнет свистеть, так она ему: «Цык – цык – цык!» – и всё на хрен! Настоящая еврейская жена – только и делает, что на мужа цыкает.

На еврейских жен Дима в нашем доме тоже успел насмотреться.

Собравшиеся срочно на консилиум соседи все, как один, пожимали плечами.

– Ты кого принес? – набросились на того, кто ходил на птичий рынок за покупкой.

– А что, мне надо было еще у продавца узнать сначала, какой у птички характер? – отбивался тот. – У меня спросили: «Клетка надо?» Я говорю: «Нет, клетка есть». Мне эту канарейку положили в коробку из-под обуви, и весь разговор.

Одна только Люда с соседнего подъезда ухмылялась.

– Все правильно! Нечего! Распустили мужиков! Пусть лучше свои мужские обязанности выполняет, а то расчирикался тут!

От Люды лет пять назад муж ушел, так что насчет этих самых «обязанностей» у нее был свой взгляд на вещи.

В общем, постановили, что надо опять идти за советом к специалисту. А тот, как и в первый раз, все объяснил по-научному:

– Кенарей в природе гораздо больше, чем канареек. Вот у них в процессе эволюции и выработалась такая форма борьбы за продолжение рода. Кто лучше свистит, к тому раньше канарейка прилетит.

– Так наш же кенарь не сам решает, свистеть ему или не свистеть. Это же канарейка на него цыкает и петь не дает!

– Все верно. Он ведь почему поет? Он подругу зовет. Это его природа такая. Как подружку захочет, так и зовет. А канарейка знает это. Только зачем ей, чтобы он еще кого-то звал, если она у него уже есть? Вот она и цыкает на него… Что теперь делать? А ничего особенного. Купите вторую клетку и отселяйте периодически канарейку от кенаря. Лучше всего – в другую комнату, чтоб он ее не видел и не чувствовал. Вот он и запоет вам опять.

Стали собирать деньги на вторую клетку.

– Где это видано, чтобы евреи за свои деньги устраивали гоям представление? – удивлялась старенькая одинокая Циля Львовна.

А дискуссию о праве мужчин самим решать, когда им петь, а когда – нет, завершила все та же Люда:

– Бедный кенарь! Бедные мужики! Только природа права: жить-то надо. – Помолчала и добавила:– А жить-то не с кем.

А в квартире слесаря Димы установился мир и покой. Дима слушал пение кенаря и плакал, что ничего со своим алкоголизмом не в состоянии сделать, и только все просил свою Нину пообещать ему, что она не забудет положить ему в гроб несколько бутылок «Столичной»: а вдруг это он уснет; а все подумают, что он умер и похоронят; а он в гробу проснется; а выпить будет нечего…

Счастлив был и кенарь Сёма. Он быстро сообразил, что канарейку ему подсаживают в качестве платы за красивое пение. Нина расссказывала, что она иногда подолгу стоит у двери своей квартиры и прислушивается, поет Сёмка или нет. Молчит, хитрец. Зато как только кто-то дома появляется – сразу начинает свистеть: мол, Симочку хочу!