Александр Щербаков-Ижевский - Демянский «котёл». Серия «Бессмертный полк»

Они были уже «матёрыми» солдатами войны.

Мои боевые друзья стали совсем другими. Обыденностью стало держать удар врага и крепче стоять на ногах. Не паниковать от численного превосходства неприятеля, а бить его в «хвост и гриву» опытом и умением. Рядовым делом стала отвага и мужество. От обилия крови уже не тошнило. Злость от неудачного боя уже не сеяла в души страх, а поднимала на подвиг. И не в безысходный смертельный рывок на амбразуры, а в обходной манёвр с фланга. И командиры уже перестали расстреливать за неординарную инициативу снизу. Все понимали, что победа становилась куда ценнее, если бойцы оставались живыми.

В моём понимании, это были уже элитные бойцы. Мои боевые товарищи становились воинами от бога. В нас вселилась непоколебимая уверенность, что победа будет за нами.

Мы все честно выполняли свой долг, но, к сожалению, теряли и боевых товарищей.

…Однако, группировка врага в районе Демянска сдалась не сразу. За день до 200 самолетов Геринга сбрасывали грузы на парашютах в пекло «котла». Не помогло.

Но тем не менее, талантливый немецкий военачальник генерал пехоты граф Брокдорф – Алефельд частями смог вывести свои подразделения из «котла», а другие всё же сдались в плен.

16-я Армия немцев была разгромлена и прекратила свое существование.

Из воспоминаний моего отца.

166 стрелковая дивизия, 517 стрелковый полк, 2 миномётная рота.

Командир 3 миномётного взвода Иван Петрович Щербаков (1923 г.р.)

Не нами было подсчитано, но на фронте все знали эти страшные гипнотические цифры. Жизнь рядового на «передке» в среднем составляла 45, а взводного лейтенанта целых 7 дней.

Но, когда бывало наступление, жизнь усиленного полка в полторы тысячи штыков исчислялась по времени меньше суток. А три полка стрелковой дивизии быстрее было закопать в землю, чем достичь поставленной задачи сломить оборону противника.

На уничтожение одной немецкой дивизии командирами определялось пять-десять наших. Так и ложились штабелями в полном составе своих подразделений боевые товарищи в болотах да на подходах к оборонительным рубежам фрицев.

Мы же всегда и везде непрерывно атаковали, а значит, несли большие потери. Но, видимо, такое соотношение потерь наше начальство устраивало.

Бесперебойно, интенсивно и отлажено работала машина смерти. И никто не хотел поменять сложившееся положение дел. А может, не давали хотеть?

У командования не было никаких новых идей и целей, никакой широты замысла и внезапности, полнейшее отсутствие полководческого стратегического мышления.

Всегда и везде одно и то же.

Всего лишь тупое продолжение предыдущих бесполезных и неоправданно жертвенных желаний.

И безальтернативное, безвольное подчинение бездарным распоряжениям вышестоящего командира.

Неорганизованность наступательных боев, большие потери сказывались на боевом духе солдат. У более слабых из них, появлялось чувство безысходности и неизбежной гибели.

После боя солдаты писали письма родным. Заветный треугольничек мог принести беду своему автору. По неосторожности солдат мог написать домой что-либо о своем местонахождении, сроках наступления. О своих переживаниях. Страхе. С кем же, как не с папой или мамой молодому бойцу поделиться о своей тревоге или испуге.

Не дам и пятака, как запросто мог попасть солдатик на прицел оперчасти.

Подобно грому среди ясного неба, неожиданно приезжал лейтенант с синими околышками. За упаднические настроения забирал бедную головушку с собой. Обратно уже никто не возвращался. Поговаривали об их дальнейшей незавидной судьбе. То ли штрафбат. То ли штурмовая рота.

По любому, это уже были смертники.

До начала боя людей, добровольно желающих пойти в смертельную атаку на дзот, или с гранатой на танк не водилось. Если фашист не пристрелит, герои появлялись вдруг и неожиданно прямо во время сражения. А рутинную работу вместо подвига, кому-то надо же было исполнять. Поэтому у особистов руки были развязаны. Они тоже туго выполняли своё дело. У них имелся даже свой план. И перевыполнить его было невозможно. Слишком велика была ротация людей. Одни туда, другие в землю. Туда-в землю. Туда-в землю. В землю. В землю…

Поэтому в штрафбате свободные места всегда имелись.

Неумение некоторых командиров воевать, командовать и управлять приводило к абсурдным жертвам. Люди это понимали и сильно переживали. Жизнь человеческая, солдатская жистянка обесценилась до никчемности. Для солдата умирать в позиционной войне неприлично позорно. А при полнейшем незнании стратегического намерения своего командования – это всегда личная и бессмысленная трагедия каждого. Великий крест голгофы.