Наталья Бессонова - И смех, и слёзы, и любовь… или Детективные приключения партийной активистки

– Ну что ж ты всем на больную мозоль наступаешь, – печально улыбнулся Герман.

– А что, скажешь, я не прав? … Все ведь понимают, что как была искусственно созданная система поддержания власти, так и осталась. Только теперь деньги определяют процент голосов на… ПСЕВДОвыборах! А если это не так, то зачем партии чье-то финансирование?

– Это так, как ни печально, – согласился Герман.

– А ведь мы действительно верили, что можно эту систему изменить! Мы верили, что от каждого из нас что-то зависит! Помните, какой был взлет? Какой дух свободы и демократии, – Игорь улыбнулся, вспоминая начало девяностых. Лица друзей-партийцев посветлели: каждый помнил то время, связанное с надеждами и с верой в будущее…

– А теперь мы как будто призрак этой демократии хотим за хвост поймать! Создаем видимость демократии, предоставляя избирателям право на альтернативные выборы. Весьма достойное занятие для первой некоммунистической партии после семнадцатого года, – с иронией продолжал Игорь.

– Почему же, – возразила Надежда, – мы еще формируем общественное мнение! Разве это не важно?

– Ну, допустим, мы не видимость демократии создаем, а действительно предполагаем, что она есть, и хотим, чтобы она была! И верим, что когда-то это осуществится, – возразил Герман.

– Ну да! Свершится! Произойдет! Случится! …Нет, само по себе уже не случится, – грустно сказал Игорь, – упустили мы то время.

– И что же мы тогда здесь делаем? – спросил Евгений Ларцев, зная ответ на вопрос.

– А в партии мы только потому, что она наша. Потому что мы сами ее создали. Никто нас в нее не тянул, и на партсобрания за шкирку не таскал, – ответил Игорь.

– …Да и идеологию никто нам не навязывал. Наша идеология – это наши собственные представления о гражданском обществе. И мы не хотим, чтобы эта НАША партия просто взяла и исчезла, – озвучил общее мнение Виктор Николаевич.

– Вот именно, – согласился Евгений, – так что возьмем мы наши агитационные материалы и будем их в регионах распространять!

– Все так, – спокойно сказал Герман, – но коренным образом изменить мы теперь вряд ли что сможем.

– Но, ведь за державу обидно, как говорил знакомый нам политик… земля ему пухом…

Партийцы загрустили…

За соседним столиком сидели Валерий Никитин, Геннадий Чураков, Виктор Петров, Раечка Солонинко, Владимир Широков. Шел разговор о смысле жизни, о любви и справедливости…

– Смысл жизни – в самой жизни, как говорили классики Марксизма. И в ее продолжении, что, по сути, одно и тоже, – звучал голос Валеры.

– Но мало возникнуть самой жизни. Ну, возникла амеба и умерла, – вступил в разговор Владимир Широков, – и что? Если амеба не продолжит свой род, то грош цена такой жизни! Но для того, чтобы продолжить род, нужно поступиться чем-то своим, пожертвовать своими ресурсами, а иногда и самим собой. … Это означает, что в суть жизни изначально закладывается способность жертвовать собой, то есть любовь! Жизнь без любви невозможна!

– Но любовь и справедливость – понятия часто несовместимые. Любовь во всем выделяет кого-то одного, а справедливость предполагает, что все равны…

– И это правда, – согласился Владимир Широков, – понятие справедливости возникло после тяжелой охоты какого-нибудь древнего племени, когда самый здоровый доходчиво всем объяснил, что добытый кабан должен достаться ему. Голод не тетка! А самый пострадавший и слабый объяснил остальным, что Великий Предок всегда поступал по справедливости…

Надежда любила такие посиделки еще и потому, что здесь можно было поделиться взглядами на многие, давно устоявшиеся истины, узнать мнения друзей по любым, даже далеким от политики вопросам, и самой по-другому взглянуть на какие-то, казалось бы, всем известные вещи. Партийцы были людьми, способными мыслить самостоятельно, и у них она училась избавляться от навязанных стереотипов и свободно мыслить.

– Если человек не может существовать без общения с другими людьми, то, может быть, мы, вообще, неправильно воспринимаем его как просто индивидуальность, – разговор за соседним столиком плавно перешел в другое русло, – какая же это индивидуальность, которая не может жить без коллектива? – рассуждал Володя Широков.

– Ну, так человек – существо социальное, коллективное, и как же его еще воспринимать? – удивился Валерий.

– Берем некое множество людей. Они друг с другом общаются, добывают информацию, хранят ее, обрабатывают, передают другим людям, принимают решения, исполняют их. И возникает новая сущность – коллектив, общество, народ, конфессия или… надсознание? Коллективная личностная сущность?