Кирилл Берендеев - Неизвестная война. Повести и рассказы

– У меня есть еще причины, но они личного свойства, более интимные, что ли. Это самая важная. И она для всех, не только для меня. Вообще для всех нас.

Он замолчал, достаточно выразительно, и оглядел собравшихся. Шарлотта молча стала разливать чай, Александр покачал головой – он хотел выпить, чего покрепче. Чарли подошла к Роману, молча налила ему чаю и бросила два куска сахару. Как прежде, когда они были одни – только они в целом мире. Чуть помедлив, он хотел найти ее руку, но опоздал, Шарлотта подошла к Клаусу. Тот тоже отказался, дожидаясь Греты. Когда девушка вошла, не дожидаясь, взял бутылку, плеснул в бокал. И одним движением запрокинув голову, выпил. Слезы брызнули из глаз, он закашлялся, и долго сидел, переводя дыхание.

– Для всех нас не получится, – задумчиво подвел итог Фрайтаг. – Скажем, Роман… он у нас коммунист.

– Я беспартийный социалист, – уточнил Кройцигер, хотя в душе понимал, что Александр прав. Когда перебрался в Австрию, назвался именно тельмановцем, первым делом, отправился в коммунистическую ячейку. Именно там ему изготовили новые документы. К социалистам Роман относился с предубеждением – уж больно много их стало националистами, а затем и нацистами, сменив одну партию, на другую, НСДАП. Ровно тоже происходило и в Австрии, он и писать Чарли начал только потому, что да, во-первых, не мог больше, а во-вторых, коммунистов с усердием начали давить и там. А когда в тридцать четвертом они устроили мятеж, попытавшись захватить власть, прокатилась новая, куда более мощная, волна гонений.

– Не очень-то и заметно отличие. Думаю, ты, где надо, представлялся именно сторонником Тельмана, а не сочувствующим. Впрочем, тебе удалось избежать Бухенвальда, что не может не радовать. А вот Грета… с ней будет сложнее.

Девушка вздрогнула, оглянувшись на говорившего. Фрайтаг смерил ее пронзительным взглядом, та опустила глаза. Он взял бокал в руки, будто желая согреть его, медленно повертывал так и эдак, глядя на темную жидкость. Пригубил.

– Ты сейчас о том, что я не прошла… но ведь ты сам говорил, это не так и важно… – она осеклась. Впрочем, Александр снова глядел на Кюнца. Выпив еще глоток, спросил:

– Скажи, Клаус, а как ты собираешься выйти из нашего кружка? Под честное слово или напишешь объяснительную? Нет, я серьезно спрашиваю.

Кюнц несколько растерялся, оглядев собравшихся, он проговорил что-то невнятное, но потом откашлявшись, продолжил:

– Я полагал, что мое слово для вас что-то значит. Если я ошибаюсь, если вы мне после этих слов не доверяете, я могу… могу переехать. Вообще покинуть страну, скажем, перебраться в Австрию.

– Это уже Германия, мой друг, – напомнил ему Александр. – Полгода назад ты не скрывал восторга, что это произошло. И тоже говорил о великом воссоединении. Жаль, не все из присутствовавших это слышали.

– Да, я говорил. Но тогда это не касалось… нашего плана. Сейчас же… словом, за последнее время, многое изменилось. И для меня и для страны. Мы стали больше, нас стало больше. Мы уверенней смотрим в будущее и с нами считаются, больше того, нам уже не смеют указывать, что делать, нам теперь внимают. Нас стали уважать и боятся, как никогда прежде. Достаточно вспомнить, каким Чемберлен выскочил с переговоров с Гитлером, что он кричал в Лондоне о вековечном мире с Рейхом и о двух столпах: английском и немецком, что подпирают здание свободной Европы, не давая просочиться сюда большевизму…

– Ты не ответил на вопрос, Клаус, – напомнил ему Фрайтаг.

– Да…. Я уеду в Люксембург, нет, в Голландию. У меня в Роттердаме есть дальние родичи. Вы обо мне не услышите больше. В течении нескольких дней я соберусь и уеду, мне только надо предупредить хозяйку и своих родных. Все же, Ван де Вельды меня с детства не видели, даже не знаю, я им свалюсь, верно, как снег на голову, – он куснул губу, но ничего не сказал больше.

– Алекс, полагаю, ты удовлетворен? – вдруг спросила Грета. Фрайтаг кивнул. – А я нет. Если кому и уехать, так это мне.

– С какой стати, Гретхен? Ты разве не получила гражданства Рейха?

– Получила, но только…. Сами знаете, я ведь «четвертинка», а это всегда тревожило нашу семью. Тем более, закон постоянно ужесточали. Отец в свое время получил подданство, но в прошлом году ввели поправки в закон о гражданине, по новому положению он стал метисом, и его лишили места в юридической конторе, – она снова куснула губу.

Три года назад, когда закон о гражданине Рейха снабдили новыми поправками, к их подполью присоединилась Грета. Она тогда уже работала фармацевтом, в ее распоряжении находились ключи от любых ядов и смертельно опасных для здорового человека лекарств. Незаменимо для отравления, ведь поначалу они хотели совершить именно это.