Виктор Хорошулин - «От тюрьмы да от чумы…». Путь доктора Коффера

По правде говоря, напивался отец редко. Работа в кузне требует трезвого взгляда, твёрдой руки и полной ясности ума. Но, иногда накопившаяся усталость давала о себе знать, и ему срочно была нужна «разгрузка» в течение двух-трёх дней. И тогда отец начинал расслабляться в Пангервице, самом старом инстербургском трактире, расположенном у моста через Ангерапп.

Мама моя, добродушная, светловолосая Марта Коффер с голубыми, как весеннее небо, глазами часто казалась мне феей из сказок, которая несёт только добро. Когда я немного подрос, то понял, насколько тяжело ей даётся хранить на лице тёплую улыбку и дарить детям ласковые слова. С утра до поздней ночи она хлопотала по хозяйству: готовила еду, работала в огороде, мыла, стирала, шила одежду… Иногда ей крепко доставалось от пьяного отца, которого в те страшные минуты я искренне ненавидел. И, знать, от всего этого её руки рано покрылись мозолями, а лицо – морщинами. А голос, ранее молодой и звонкий, с каждым прошедшим годом отчего-то становился тише и глуше…

Но, хвала Господу, жили мы неплохо. Отец без дела не сидел, а мой старший брат Карл, унаследовав отцовскую стать, помогал ему в кузне: сначала убирал помещение, наводил порядок, подносил уголь и выгребал золу, а уже затем отец доверил ему более сложную работу. Я же «пошёл» в мать – был невысок, худощав и, как заметил мой братишка, «слишком задумчив». К семи годам меня определили в школу, где я начал изучать латынь и Священное писание. Карлу, как отметили родители, учение было ни к чему – он чувствовал себя в кузнице, как дома.

Обычно, в канун праздников, мама, собрав нехитрые подарки, отправляла меня с Анхен к своему брату, дяде Клаусу. Оттуда мы всегда приносили мёд, поскольку дядюшка был бортником. Ходили мы к нему с сестрёнкой пешком через луг. И путешествие туда занимало у нас не меньше часа. Но зато как чудесно было в гостях у дяди Клауса! Он казался мне удивительной личностью – знаток тайных лесных троп, добытчик мёда лесных пчёл, знахарь, отменный рассказчик и добрейшей души человек. Только почему-то жил совсем один.

Как-то перед Пасхой мы с Анхен вновь пошли к дяде Клаусу. Часть нашего пути пролегала вдоль леса. Весёлые ручейки перебегали нам дорогу, всюду булькала вода, сверкали и цокали капли, раздавались восторженные трели птиц, а под деревьями уже выросли, радуя взор, первые нежные цветочки.

Старый бортник жил далеко за городом на лесной окраине в небольшом домике с пристроенным к нему сараем и хлевом для козы и поросёнка. Он занимался выращиванием овощей на своём огороде и, как я сказывал ранее, сбором мёда диких пчёл. Да и выглядел дядюшка под стать огромной пчеле – большой, мохнатый, рыжеволосый, с торчащими в стороны непослушными усами. На его правом плече красовалась татуировка большой пчелы, как он сам о ней говорил: «пчелиной королевы».

Иногда мы с Анхен гостили у дядюшки целыми неделями. Я страстно любил слушать его рассказы и старался запомнить каждую мелочь, особенно, если дело касалось лечебных трав.

Дядя Клаус был старше матери лет на десять. Он не только хорошо разбирался в травах, но знал всё о повадках животных и даже, как выяснилось, понимал их язык.

– Звери не такие болтливые, как мы, – рассказывал он как-то нам с Анхен перед сном. – Они не разбрасываются словами, поэтому каждая их фраза имеет особый вес и цену: «Не подходи!», «Мне больно!», «Ищу пару!». Более «разговорчивы» те, кто живёт рядом с человеком. Например, собаки часто просят нас поиграть с ними, и обычно перехваливают своих хозяев. Кошки, напротив, обидчивы и ревнивы. Их главные слова: «Накорми» и «Приласкай». А вот лошади – особи гордые и склонные пофилософствовать: «Опять мне тащить вашу повозку?», «А на лугу такая сочная трава…»

– Оказывается с твоей козой или петухом можно поговорить? – спросил я, простодушно удивившись.

Мохнатые брови дядюшки начали движение к переносице.

– Можно. И чем чаще ты станешь это делать, тем скорее научишься их понимать.

– Так же хорошо, как ты, дядя?

– Даже ещё лучше. Но только при большом желании и упорстве.

– А пчёлы? – спросила любопытная Анхен. – С ними тоже можно поболтать?

– Конечно, маленькая фея! Но у пчёл и муравьёв всё устроено несколько иначе: они живут большими семьями, а по отдельности ни говорить, ни думать не умеют. Однако от их гнезда нетрудно уловить сигналы: «Опасность!», «Нападение!», «Скоро будет ливень!» Но и пчёл всегда можно попытаться успокоить и о чём-то попросить…