Федор Иванов - Подвиг бессмертен

Отец, прочитав, оторопел:

— М-да... Сделал я просчет с твоим характером. Есть, оказывается, у тебя характер-то, а? — И радостно засмеялся.

...И еще раз озадачил Виктор отца. Поехали они за грибами за реку Мгу. Это было в конце сентября. Вода во Мге стояла холодная, глубокая. Отец переправился через реку на плоту, а сын задержался в деревне у знакомых. Когда пришел к переправе, увидел: плот угнали.

Виктор разулся, решив перекинуть сапоги на тот берег, а потом плыть на бревне. Но второпях он бросил разом оба связанные сапога, и один из них не долетел до берега. Пока Виктор переправлялся на бревне, сапог, подхваченный течением, увлек за собой другой — и оба ушли на дно...

На берегу появился Максим Евгеньевич. Глядя, как сын шарит шестом по дну в поисках потери, посоветовал:

— Брось, пойдем в соседнюю деревню, найдем, что обуть. Велика важность — сапоги.

— Досадно мне. Зачем разом оба бросил, — ответил Виктор. — Обязательно найду.

Максим Евгеньевич махнул рукой и пошел в лес, думая, что сын последует за ним. И снова отец ошибся. Виктор, убедившись, что шестом в глубокой быстрине не найти сапог, разделся и стал нырять.

Пятнадцать минут он купался в осенней Мге, но все же сапоги достал. Когда он, посиневший, дрожащий, пришел в сапогах к отцу, тот был поражен.

...Эти маленькие случаи несколько нарушили суждение Максима Евгеньевича о Викторе. Но их, разумеется, было недостаточно, чтобы заставить отца полностью изменить свое мнение о сыне.

Великая Отечественная война застала Голубева под Смоленском. Случилось так, что он не был непосредственным участником первых жарких боев своего авиационного полка с врагом. Виктор подвешивал бомбы к машинам своих товарищей, строил капониры, спасал от налетов фашистской авиации аэродромное имущество.

Голубев узнал о беспримерном подвиге летчика Гастелло, слушал рассказы об отважных действиях своих однополчан. Ему становилось больно. Но командир полка был неумолим и на все просьбы летчика послать его на задание отвечал: — Придет время...

Из авиационного училища пришла тяжелая весть: в воздушном бою под Киевом погиб его учитель и наставник Лазарев.

Голубеву вспомнилось училище, теплый лунный вечер и памятный разговор о выдержке и воле боевых пилотов.

— Голубев, вас вызывает командир эскадрильи, — прервал его раздумье голос посыльного.

«Опять, наверное, подвеска бомб» — подумал он. Но то, что сказал командир, сразу взволновало летчика:

— Завтра ваш экипаж отправляется на боевое задание.

— Есть, на боевое задание!—ответил лейтенант, внешне ничем не выдав своего волнения.

В тот вечер вместе с механиками и мотористами Голубев подвешивал холодные черные бомбы в фюзеляж своей машины. Он испытывал то же, что и пехотинец, заряжающий магазин винтовки перед очередной атакой, или артиллерист, вгоняющий снаряд в орудие. Завтра эти бомбы полетят на голову врага.

Еще раз осмотрев со штурманом Петром Гребенюком самолет, он пошел отдыхать.

На рассвете командир эскадрильи поставил перед экипажем боевое задание. Светло-зеленые, испещренные разноцветными жилками ручейков, оврагов, рек, дорог карты были такими же, какими Виктор видел их десятки раз перед очередным полетом. Но только теперь на этом зеленом куске родной земли, словно червоточины, выделялись темные пятна вражеских объектов. На них должен сбросить бомбы летчик Голубев и штурман Гребенюк так же метко, как они сбрасывали их на полигоне.

«Однако так ли будет? —спросил себя Виктор. — Ведь между самой безупречной боевой учебой и настоящим боем есть дистанция, которую нужно суметь преодолеть».

Командир эскадрильи, заметив раздумье летчика, спросил:

— Задача ясна?

— Ясна. Экипаж готов, товарищ командир.

Голубев спокойно сел в кабину, еще раз осмотрел приборную доску, тщательно подогнал сиденье, опробовал рули. Его спокойствие невольно передалось и штурману.

Самолет набрал высоту и взял курс на северо-запад. Мелькнули знакомые перелески, узкая лента реки, поля. Все это так знакомо и привычно. Но вот поплыл другой, непривычный для летчика пейзаж: охваченная огнем бензоцистерна, вспышки минометного огня, зигзаги окопов, окутанных дымом. Было странно смотреть на эту большую панораму боя, для полноты представления о котором не хватало сопровождавших его звуков. Рев моторов самолета заглушал все.

В Голубеве с новой силой поднималось чувство ненависти к немецко-фашистским захватчикам. Где-то справа летели каждый по своему маршруту еще два бомбардировщика. Голубев повернулся и заметил, как сбоку и впереди то вспыхивают, то рассеиваются белые густые облачка.