Федор Иванов - Подвиг бессмертен

Голубев, заинтересованный, насторожился, а инструктор продолжал:

— У меня не один десяток курсантов перебывал, и сразу, бывало, замечаешь: рвется человек в авиацию или учится равнодушно. Вас же не поймешь. Что ни спросишь — все объясните, а о несказанном не переспрашиваете. Вижу, что по уму вы в летчики годитесь, а вот душу вашу вначале не понимал.

Лазарев чиркнул спичкой, закурил. Виктор успел заметить в глазах инструктора хитринку.

— Вот я и решил вас лучше узнать. Помните случай с перебоями в моторе? Раз вы его запустили — мотор чихает, второй — опять безрезультатно. А дело перед полетом было. Озадачены были, небось. Как же так, механики проверяли — было все в порядке. Смотрю, куда девалась ваша нерасторопность: забегали, заметались. А я смотрю и так это спокойно спрашиваю: — «Может полет отложим?» — Вы отвечаете: — «Ни за что». И после настойчивой, кропотливой работы сами нашли неисправность.

Лазарев весело признался:

— С тех пор я не давал вам покоя. Когда следовало бы похвалить, я не говорил ни слова, за оплошность, о которой бы можно умолчать, ругал. Вижу, парень приуныл, но виду не показываю.

— Да, невесело мне было,—заметил Голубев.—Жду — вот-вот на отчисление, а тут — самостоятельный полет.

— Гром среди ясного неба. Самый, так сказать, крутой вираж из всех ваших полетов, — подтвердил инструктор.

Минуту шли молча. Лазарев, казалось, ждал вопроса, но, не дождавшись, продолжал:

— Вы спросите: к чему все это? А вот к чему: если раскаленную сталь вдруг окунают в воду, она от этого становится только тверже.

«Оказывается, человек большой и доброй души этот внешне грубоватый, неприветливый инструктор Лазарев, — подумал Голубев. — Повышенная требовательность воспитывает умение критически оценивать свои поступки, быть взыскательнее к себе, настойчивее учиться».

Когда они подошли к казармам, Лазарев закончил свою мысль:

— Сегодня у нас вечер откровений. Скоро вам на выпуск. Не забывайте, пожалуйста, мой урок. Может, других учить придется.

...Не спалось. Прозвучал сигнал отбоя. Все, что он услышал от Лазарева, было и приятно, и заставляло задуматься. Он перебирал в памяти годы своей жизни, вспоминал былые промахи и удачи, стараясь объяснить все так же просто, как объяснял ему инструктор, старался и не мог.

Голубев родился и до поступления в училище жил в Ленинграде. Теплыми июньскими ночами, светлыми, как день, его отец Максим Евгеньевич, рабочий-краснодеревец, брал сынишку на рыбалку. Сидя в лодке над гладью Невы, Виктор нередко слушал отцовские упреки:

— И какой-то ты непонятный, Витька: ни удали, ни робости; круглый ты, Витька, словно этот поплавок. Обидеть тебя трудно, разозлить нельзя, смеяться ,не горазд, но и плакать слезу не выдавишь. Ну, что уставился — тяни, клюет.

И верно, характер Виктора трудно было определить. Он, кажется, увлекался всем и ничего не любил по-настоящему. Игра в лапту ему нравилась не меньше, чем выступления в духовом оркестре. Он мог часами сидеть с удочкой возле Елагина моста, но стоило ребятам позвать его на лодку с парусом, он, не раздумывая, бежал на их зов.

Товарищи по школе, собираясь вечерами во дворе, спорили, кем лучше быть. Одному хотелось стать сталеваром, другой день и ночь мечтал об авиации, третий считал себя конструктором. Один Виктор, слушая их спор, не знал, кем себя назвать.

Он даже читал без особого разбора: и серьезные учебники, и приключенческие романы.

Зная все это, расстроенный отец по окончании Виктором семилетки решил направить его в школу ФЗО.

— Коль не знаешь, что тебе делать, так я найду занятие...

Потом отец побаивался — вдруг не по душе придется Виктору машинное масло, шум станков, работа с напильником возле верстака.

Но Максим Евгеньевич ошибся. Он не знал своего сына до конца.

Виктор не бросил школу ФЗО, не жаловался на усталость и мозоли на руках. Он полюбил полную забот и напряженного труда заводскую жизнь. Он закончил школу с отличными и хорошими оценками. Сын краснодеревца получил квалификацию слесаря 5-го разряда

— Ну, что ж, — улыбнулся весело отец, — слесарь — это почетная профессия. Но если бы ты дальше стал учиться... — добавил он.

— А кто тебе сказал, что я не учусь? — спокойно, без улыбки возразил Виктор и протянул отцу вчетверо сложенный сиреневый листок бумаги. На нем было написано, что рабочий В. М. Голубев принят ка подготовительный курс Электротехнического института связи.