Валерий Волченко: Азиатский роман. Необыкновенная история

Снится цыганский табор, раскинувший шатры под нашим посёлком несколько лет назад. Мать не любит цыган и наказывает нам держаться от них подальше: могут обмануть, обокрасть, даже околдовать, и детей они воруют. Но непреодолимое любопытство магнитом тянет нас с Колькой в табор.

Наше воображение поражает старая цыганка, сидящая у тлеющего костерка на берёзовом чурбане, возле входа в полинявшую блёкло-зелёную палатку. Она курит длинную закопчённую трубку и у неё самые настоящие седые усы. Курящих баб нам видеть доводилось, но усы!.. Это не укладывается в голове, непонятно и потому жутко, вдруг она Баба-Яга.

И старуха нас заметила.

– Подойди мальчик! – сказала она громким гортанным голосом, глядя на меня чёрными завораживающими глазами. – Не бойся, судьбу твою скажу, денег не возьму.

– Бежим! – Колька дёрнул меня за руку и засверкал босыми пятками, только его и видели.

С опаской, словно кролик, идущий в пасть удаву, приблизился я к цыганке и замер, уставившись на её усы.

– Запомни, что скажу! – сказала она, поймав мою руку цепкими костлявыми пальцами и рассматривая ладошку. – Судьба твоя, ох как перепутанная! В жизни много найдёшь и всё потеряешь: Веру, Любовь, Надежду. Умирать будешь много раз, но у тебя хороший хранитель, проживёшь до глубокой старости.

– П-почему у Вас усы? – преодолевая страх, спросил я.

– Боишься? – хрипло хихикнула старуха. – Был у меня лишь лёгкий пушок на губе, не нравилось. Молодая была, брила глупая, вот и выросли усы.

Приснится же! Ведь я её тогда про усы только хотел спросить, но не решился. А во сне спросил и даже получил ответ.

Утром, решил не блуждать по сторонам, пошёл руслом этого пересохшего ручья, размышляя о пророчествах старой цыганки. Не прошло и года после той встречи, её предсказания стали сбываться. Я уже несколько раз стоял на узкой грани, между жизнью и смертью.

В апреле река ещё не вскрылась, но вода идёт поверх льда. Мы с Колькой бродим, испытываем новые кирзовые сапоги, обильно смазанные гусиным жиром, покупаемые нам ежегодно к весенней распутице. Под водой я не заметил проруби и, внезапно, ухнул с головой. Мощное течение горной реки рвануло за ноги, стремясь утащить в бездну. Обламывая ногти, вцепился в скользкие края проруби, с невероятным усилием вырвался из объятий реки и выбрался на лёд. Капли крови падают из-под сорванных ногтей, без следа растворяются в безразличной воде, как будто ничего и не было.

Не прошло месяца, на скалистом берегу этой же реки, я пытаюсь добраться до неприступного отверстия, чернеющего высоко в скале. Очень хочется проверить, что там за пещера. Захватывающе интересно взбираться наверх по отвесной каменной стене, цепляясь за трещины и уступы. Пещера совсем близко, а дальше пути нет, приходится возвращаться. Но и назад пути нет, влево-вправо, тоже нет. Я завис на скале, между небом и землёй. Чуть шевельнёшься, выступающий камень, на котором стою, тоже начинает подозрительно шевелится, и от этого цепенеет тело, судорогой сводит ноги.

Метра на два ниже виден узенький выступ скалы и кустик дикого крыжовника торчащий из трещины. Спрыгнуть бы на выступ и ухватиться за кустик, да на таком узком разве удержишься, и промахнуться можно.

Шатающийся камень, на котором стоял, обрушился. Время, вдруг, замедлилось и я не падаю, а плавно опускаюсь вниз, словно на парашюте. Спокойно взялся за медленно проплывающий кустик крыжовника, попал ногами точно на выступ и прижался к скале.

Боль в ладони от иголок крыжовника, и боль в пятках, отбитых о выступ скалы, вывели меня из транса. Я сообразил: какое-то чудо спасло меня. Спуститься с этого выступа уже не составляло особого труда.

Против села на реке остров с заброшенной, таинственной водяной мельницей. Через протоку к острову переброшен шатающийся пешеходный мостик. На острове пасёт телёнка парень, лет двадцати, по имени Лёня. Телёнок боится переходить мостик, упирается, так он взваливает его на плечи и переносит на остров. Богатырь Лёня не расстаётся с тяжёлой берёзовой дубиной, даже когда прикуривает, суёт её под руку. Хороший он парень, добродушный, услужливый, всем найдётся место у его костра, с каждым он щедро делиться табаком из своего кисета.

Одна беда: наделив Лёню огромной физической силой, разума Бог ему отмерил, как пятилетнему ребёнку.

Буквально, через месяц после моего скалолазания, заглянули мы с Колькой на остров. Посидели у костра, поговорили о том, о сём, покурили из Лёниного кисета, не взатяжку, так, за компанию. Не знаю, кто дёрнул меня за язык спросить: