Кирилл Берендеев: Сентябрь прошлого века. Сборник детективов

Непонятно, вроде бы их утешило самоубийство – тогда почему священник? Почему без традиционного пьяного застолья? Ладно, попу главное, чтоб заплатили за службу, а над кем, он и не спрашивал, но им-то самим для чего заказана служба? Или и в то, и в другое хочется сразу верить? Как почившей дочери их, поверявшей себя и вышнему и картам. У них Аля научилась веря, не верить, не складывать все пожелания перед одним жертвенником, молясь, не молиться, ища, обходить?

Меня передернуло, на миг и в мыслях Аля снова показалась какой-то чужой, эти поминки, будто не по ней.

– Ты что, уходишь? – Наташа. Я растерялся, застыв на пороге большой светлой кухни, где работали еще две женщины, верно, нанятые, и… Амина.

– А ты почему не с гостями? И Тахир, он же уехал, – девушка смутилась.

– Пусть. У него сегодня важная работа, за Рустамом присмотрит, – их продолжатель рода, который только ходить начал. – Не все мне. Ему тоже надо отцом себя почувствовать, – и громко застучала ножом по салату.

– Ты уходишь? – Наташа по-прежнему перегораживала проход. Я немного растерялся, будто стоял на пороге сакрального места, куда непосвященным доступ закрыт.

– Я думал, помочь надо. Ты устала.

– Нет, не надо, не устала.

– Руслан, посиди еще, все в порядке. Ты дверь загораживаешь только, – я посторонился, одна из работниц вынесла бутылки минералки и тарелки карбонада. – Куда тебе идти. Тут народ, все лучше.

– Я тут никого толком не знаю, Амина. Наверное, пойду.

– Не уходи! – Наташа вдруг сорвавшись, преодолев извечное свое молчаливое согласие, вцепилась в плечо, развернула. Мгновение наши лица находились в миллиметрах друг от друга, затем она отступила. – Не хочешь с гостями, посиди в доме, мы втроем пойдем. Я тебя провожу.

В доме я был всего-то раз или два, расположение комнат не запомнилось. Она вывела меня на второй этаж, до конца коридора, небольшая дверь, за ней уютная комнатка с кроватью под пологом, и балкончиком за узкой дверью. Именно здесь мы с Наташей впервые…

Она смутилась, заметив, как я обернулся к ней, прочла в глазах узнавание. И тотчас вышла, туфли застучали по лестнице. Когда стихли, я прошел к окну, постоял, глядя на аккуратно выстриженный и подметенный сад, гравийные дорожки и шпалеры розовых кустов. За низким, всего-то метра в полтора, забором на соседний участок, виделась примерно та же картина, еще через метров двадцать различалась схожая. Осень золотила листву редких берез и ясеней, играла багрянцем ирги, но ничего не могла сделать с рядами елей и сосен, пихт и можжевельников, приземистых тисов и могучих кедров. И только лиственницы покрылись червонным налетом подступающих холодов, но их немного, хвойных изменниц. Остальные дерева старательно охраняли чистоту и порядок садов.

Наташа любила сидеть на подоконнике, вглядываясь в эти рукотворные леса, это была с детства ее комната. При мне она села, немного смущаясь, обнаженной, и разглядывала меня, по-прежнему лежащего в кровати, часто моргая. Мы словно поменялись ролями в тот день. Обычно разглядывал я.

Матери я не помнил, она оставила мир очень рано, мне было полтора или два года, так что, за воспитание взялась ее старшая сестра и бабушка. Тетя Роза, никогда не знавшая мужчин, излила на меня свою нерастраченную нежность, любила самозабвенно. Бабушка, похоронившая трех мужей, старалась привить мне качества настоящего бойца. Раздираемый двумя женщинами, я рос, постигал мир. Близких друзей завести не удалось, не то я не годился к тому, не то не повстречал родственных душ. Рос тихоней и книжником, всем прочим радостям предпочитая игры в тиши комнат – мои наставницы работали. В обед приходила знакомая маминой сестры, тетя Настя, разогревавшая для меня тайком от бабушки, ждавшей от внука куда большей самостоятельности в первые школьные годы. Эту науку я постигал куда позже, когда в восемнадцать остался с миром один на один. Начинать приходилось с нуля, и сколько дров наломал на этом пути, сколько наворотил, до сих пор не хочется вспоминать. Хорошо, квартира оставалась со мной, единственное сокровище свое, удивительно, как никому не умудрился отдать. В двадцать шесть познакомился с Наташей, разглядев именно в ней схожесть, торопливо открылся. Пока не понял, что жить с зеркалом так же невыносимо, как и одному. Верно, влюбись я, ничего такого не случилось, но чувства оказались выше нашей страсти и расчета разума. Я ушел, и тут только появилась Аля.

Поначалу наши отношения строились равными, но я чувствовал ее силу и вспомнил свою слабость, для меня она стала еще и старшей сестрой; именно к такой Але я тяготел, и ей пришлось согласиться. Не думаю, что она, решительная и сильная, долго колебалась. Верно, поначалу, видела во мне человека много сильнее и тверже. Да и надежней. Я куснул губу, не хочется сейчас вспоминать подобное. Но неожиданно в памяти воскресла наша первая интимная встреча: ничего не получилось, Аля еще пыталась меня завести, но я уж понимал тщетность ее игр, робко спросил: «Ты меня не бросишь?». Кажется, в этот самый миг поняв, кем она станет для меня. Поняла и она, немного рассеянно улыбнулась, но тут же склонилась, целуя и покусывая ухо.