Виктор Житинкин - Новые рассказы о прошлом

– Что, нравится? – немедленно спросила она.

Вопрос застал Алехина врасплох, но вопрос был поставлен конкретно, нужно было отвечать.

Он, сначала кивнул головой, потом, считая, что этого недостаточно, тихо сказал:

– Да, – и, затем, добавил. – Очень нравится.

Марион, в порыве благодарности, обняла его за плечи и прижалась к нему. Ее дочь удивленно посмотрела на нее, одного взгляда Моники оказалось достаточно, чтобы привести Марион в чувство.

Никогда не думал лейтенант, что голубые глаза могут быть такими проницательными. Они находились напротив него, и он все время ощущал на себе этот взгляд. Он пронизывал насквозь и, был осязаем. Молодой офицер не выдерживал этого взгляда. Мельком взглянув на Монику, он опускал глаза и глядел на фотографии, разложенные на столе. На фото сняты люди: мужчины, женщины, дети; они сняты группами, кучками, сняты по одному или вдвоем, но не на одном из них нет даже намека на какую-то одежду, нет даже «фигового листа».

– На этом пляже, где мы провели целый день, люди должны быть только голыми. Это – обязательно на «нудистском» пляже. Сначала нам было стыдно быть голыми, но потом привыкли. Раздетыми мы играли в мяч, фотографировались для памяти, и совсем не хотелось одеваться, когда нужно было уходить с пляжа, – как могла, объяснила гостям Марион.

Разглядывая фото, офицеры от души смеялись не столько над голыми людьми, сколько над комментариями хозяйки. Она умно отмечала физические недостатки голых людей, будь то мужчина или женщина. Ее фразы приходилось переводить Алехину для того, чтобы и капитан знал, о чем она говорит, но при переводе, молодой офицер еще от себя добавлял кое-что, чтобы добавить веселья.

Среди фотографий она нашла себя и ничуть не стесняясь, протянула ее на общий просмотр. Перебирая фотографии, Марион нашла одну, нужную, прижала ее к груди, а когда все уткнулись в черно-белые изображения, она положила ее перед Алехиным. На цветной фотографии была Моника.

«Какая красивая женщина»! – думал лейтенант, боясь сказать эти слова вслух.

Он поднял глаза, Моника ни сколько не смущаясь, наблюдала за ним.

– Да, да. Ты прав, – уловив взгляд офицера, сказала Марион. – Это она. Красивая, не правда ли? Красивого тела не нужно стесняться.

Время шло, стол пустел. Мама и дочь многозначительно переглянулись, Моника встала из-за стола, простилась со всеми и удалилась.

Когда она ушла, Марион, немного хмельная, подперев подбородок рукой и, повернув голову в пол-оборота к Алехину, стала негромко говорить:

– Трудно ей. Она молода, красива, но одна, подолгу одна. Муж не балует ее, он приезжает очень редко, а каково ей одной. Наша деревня мала, все знают друг друга и, поэтому, с местными мужчинами не следует иметь дела. Обязательно все расскажут мужу. А хотеть ее, конечно, все мужчины хотят. С вами, военными – лучше. Вас не знает никто, вы никого не знаете. И еще одно хорошо, вы – чистые. Военные не бывают больными. Всем в таком случае будет хорошо: и молодой женщине, и гостю, и нам, родителям нашей девочки.

Она говорила медленно, и очень внятно. Лишь малую часть, сказанного ею, офицер мог не понять. Сначала он плохо понимал, что хочет эта женщина, но постепенно до него стал доходить весь смысл ее монолога. Он заволновался, сердце учащенно забилось, приводя в возбуждение весь организм.

В это время капитан с Гансом продолжали рассматривать фотографии, тыча в них корявыми пальцами. Они оба говорили, явно не понимая друг друга, но души их в этот момент были родственны. Они соглашались друг с другом, кивая головами и улыбаясь.

Что случилось с лейтенантом, он сам не мог понять. Наверное, он был еще слишком молод. К тому же, он не был еще избалован женщинами.

Когда Марион спросила его, не сможет ли он остаться и переночевать с Моникой, он до такой степени растерялся и испугался, что ни секунды не подумав, выпалил:

– Нет, – о чем жалел, наверное, всю жизнь. – Я не могу. Я должен быть на полигоне, там будут ждать меня.

Он струсил! Он боялся не своей слабости, боялся их, немцев, боялся, что они его за что-то могут осудить. Здраво рассуждая, осуждать его можно было за участие в продаже бензина и последующей за этим выпивкой. Но ему предложили сделать добро для всей этой немецкой семьи, при этом, получив такое…, что в жизни не каждому достается.

Услышав категоричное «нет» от лейтенанта, Марион погрустнела, и она с сожалением проговорила:

– Я хотела сделать как лучше. Но если нельзя, значит не судьба. Все! Нам пора спать.