Эмир Наджи - Чёрный Ферзь

Не знаю, сколько времени я просидел в окружении снега на теплом капоте. Я вернулся в реальность, когда уже стемнело. Колючая вьюга быстро отрезвила, острые порывы ветра перехватывали дыхание, будто бы воздуха вокруг не осталось. Я закутался в шарф, пытаясь оценить ситуацию, которая усугублялась с каждой секундой. Машину с одной стороны уже начинало заметать. Лопатку, топор и трос из багажника я переложил в салон. Полный горячего чая термос тоже занял почетное место на переднем сидении. В бардачке лежало огниво, так что мой автомобиль был готов к непредвиденным ситуациям на дороге. Включив всю возможную иллюминацию, я включил полный привод, воткнул первую передачу и моя мечта люберецкой братвы 90-х, кряхтя, стал выбираться из снежной лежки. Я чувствовал, как мой коротыш с трудом топает по сугробам, пытаясь вытащить нас из этого негостеприимного места. Мотор рычал и, казалось, что через сугробы, переваливаясь с боку на бок, передвигался механический медвежонок. В такие моменты автомобиль становится другом, братом и самым близким существом в этом мире. Мы как единый механизм боролись со снежной бурей, пытаясь пробиться к шоссе, до которого оставалось около километра. Мы изо всех сил старались пробиться по своим следам, которые практически замело, и остались еле различимые намеки. Вьюга усиливалась, и перед глазами уже рябило, казалось, что из телевизора выдернули антенну и перед глазами лишь черно-белая рябь. Глаза слезились от напряжения. Мы уверенно приближались к шоссе, на которое была единственная надежда. Медвежонка заносило, но мы держались, мы должны были пробиться к шоссе, которое было совсем рядом. Интуиция подсказывала, что мы уже рядом, и мы стали набирать скорость, чтобы подняться на этот рубеж, который представлял собой всего лишь небольшой подъем на насыпь. Всего лишь каких-нибудь пять метров. Я предполагал, что въезд уже порядком замело, поэтому давил на газ, стараясь набрать скорость, ведь если мы не осилим этот подъем, с первого раза, то откопать его у нас шансов практически не будет, учитывая снежную бурю, которая только набирала обороты. Это была игра Ва-Банк! Перед нами из ниоткуда выросла снежная стена, которая щедро одарила нас мощным ударом. Мотор, надрываясь, рычал. Коротыш был похож на тяжелоатлета, который пытался установить Олимпийский Рекорд. Он рычал, напрягая из последних сил свои механические жилы. Казалось, что еще немного и он уронит штангу, но он рычал, раздувая щеки, рычал и тянул! И вдруг рычание усилилось, Медвежонок качнулся… Я задержал дыхание… Вес Взят! Рекорд Установлен! Он вытянул нас. От радости я стал кричать вместе с ним, хлопал по панели приборов, словно это плечо моего механического брата. Эйфория и радость накрывали волнами, казалось, что нам весь мир по плечу. Я быстро осмотрел машину на предмет повреждений. Все было в порядке, и мы могли продолжать путь. Эйфория улетучилась так же быстро как и накрыла, шоссе заметало с катастрофической скоростью. Я включил радио, переключаясь между каналами в поисках новостей. Наконец-то я услышал бархатный женский голос, который говорил о штормовом предупреждении и просил всех водителей воздержаться от поездок, а так же не покидать пределы населенных пунктов. Приятные новости, особенно, когда до населенного пункта километров 40, а шоссе заметает прямо на глазах и уже видны сугробы, которые захватили обочины и очень быстро отвоевывают территорию у асфальта. Мы бежали изо всех сил в сторону города, глаза слезились от этой белой ряби, машину раскачивало порывами ветра. Но он вез, тянул нас обоих, спотыкаясь о сугробы, вез домой. Вдруг посреди всего этого белого визуального шума я увидел моргающий оранжевый свет. Фонари были в стороне от шоссе, занесены снегом. Автомобиль был занесен снегом и напоминал беспомощное животное, которое застряло в ловушке. Буря резала открытые участки кожи потоком битого стекла, казалось, что щеки уже расцарапаны до крови. Я провалился по пояс в сугроб, ощутив холодные объятия. Активно помогая себе лопаткой, я пробрался к автомобилю и стал стучать в стекло. Оно опустилось и в окне показалось лицо женщины. Если вы хоть раз задавали себе вопрос, что такое надежда, то ее глаза были той самой надеждой – большие темные глаза, которые цеплялись, кричали и просили о помощи. Это были глаза матери, глаза женщины, которая, не говоря ни слова, не издавая ни звука, глазами просила о помощи. Я не знал, что надо говорить в таких случаях и как надо себя вести.