Михаил Шторм - Сокровища царя Соломона

И Анне, и Элен было около тридцати. Волосы Анны свободно спадали вниз, доходя до ключиц. На ней была голубая рубашка, стянутая на талии узлом, и просторные голубые джинсы, заправленные в высокие ботинки с тугой шнуровкой. Широкий ремень с массивной пряжкой и черные очки, сдвинутые на макушку, придавали ее облику некую воинственность, чего, собственно говоря, Анна и добивалась.

Ей претило увлечение подруги, но она отправилась на сафари вместе с Элен, потому что мечтала закалить характер. Слишком часто Анну обманывали, беззастенчиво пользуясь ее доверчивостью. И она решила: хватит оставаться такой, какой ее создала природа и воспитала покойная мама! Нет больше прежней мягкосердечной Анны Куртис, есть Анна Куртис новая, суровая, непреклонная.

Но сегодня, оказавшись в засаде, из которой им предстояло убить антилопу куду или даже носорога, девушка пала духом. Это была затея Элен, пожелавшей пострелять по живым мишеням, прежде чем отправиться дальше.

– Это очень важно, – рассуждала она. – Дикари, которые будут нас сопровождать, должны увидеть, что мы умеем обращаться с оружием. И что у нас не дрогнет рука, если понадобится спустить курок. Вот для чего я затеяла охоту: чтобы продемонстрировать силу.

– Да, понимаю, – пробормотала Анна.

Эта беседа происходила в городишке Маунг, расположенном на реке Окаванго. Рядом с современными зданиями лепились африканские хижины, так называемые рондавели, слепленные из веток, сухих пальмовых листьев и навоза. Стоя на набережной, можно было увидеть крокодила, неспешно проплывающего по реке, или мужчин племени гереро, обряженных в пышные юбки, которые вполне сгодились бы для конкурса бальных танцев.

Отъехав от города на тридцать миль, подруги очутились в совершенно иной среде, суровой и дикой. Сразу за саванной виднелись безжизненные, почти марсианские ландшафты: желтая сухая трава, серая, похожая на пепел земля, голые деревья, стоящие вперемежку с теми, что сохранили зеленую листву.

Элен привыкла к таким пейзажам, а вот Анна не переставала удивляться и вздрагивать, увидев сказочно ярких птиц, исполинские термитники или львиц, лениво наблюдающих за проезжающими мимо людьми. А еще слонов, зебр, антилоп…

И кого-то из них ей предстояло лишить жизни. Неужели она способна прицелиться и выстрелить в живое существо?

Проводники-кгалагади, получившие за свои услуги пятьдесят фунтов стерлингов на троих, отвезли охотниц на место, заранее подготовленное для засады. За два дня до сафари здесь были разбросаны куски каменной соли, привлекавшие животных. Судя по следам, полакомиться угощением приходили не только антилопы, но и буйволы и даже носорог.

Чтобы звери не заметили стерегущих их людей, в сухой и твердой как камень земле была вырыта канава длиной три метра и полтора метра глубиной. Она была накрыта ветками. Здесь, в этой канаве, охотницам и их сопровождающим предстояло провести несколько часов. В противном случае людям ни за что не удалось бы приблизиться к животным незаметно: ни шагом, ни перебежками, ни даже ползком – это место просматривалось со всех сторон.

Анну удручала перспектива сидеть в душной яме рядом с тремя дикарями, черные тела которых лоснились от пота и жира. Для нее это было почти таким же тяжелым испытанием, как и предстоящая стрельба. Что касается Элен, то троица кгалагади ее скорее забавляла, чем раздражала.

– Воспринимай их как детей природы, – предложила она подруге в ответ на жалобы. – Да, немытые, да, плохо пахнут и безобразно себя ведут, но тебе ведь не придет в голову возмущаться из-за отсутствия хороших манер у диких животных, верно? Ты миришься с тем, что воспринимаешь как должное.

– Они мочатся прямо у нас на глазах! – воскликнула Анна.

– Не просто мочатся, а соревнуются, чья струя бьет дальше, – уточнила Элен, спокойно наблюдая за туземцами. – Они делают это не для того, чтобы нас шокировать. Просто в их понимании в этом нет ничего неприличного.

Анна так не считала. Ей казалось, что сопровождавшие их дикари лишь прикидываются наивными, а на самом деле издеваются над ними. Дурацкое соревнование, устроенное кгалагади, было провокацией. Иначе зачем им оборачиваться и, осклабившись, проверять, какое впечатление они произвели на белых леди. Если бы не воспитание и врожденная деликатность, Анна высказала бы им все.

Ей не нравились эти трое. Ее раздражали реденькие усики одного из них, женские лосины другого, идиотское хихиканье третьего. Тошнило при виде слюны, пенящейся в углах их выпяченных губ. Все кгалагади были отлично сложены, однако Анна не могла даже представить себе близость с кем-нибудь из них.