Сергей Пилипенко: Два звонка до войны

Участвуя во всей этой игре, указанные лица даже не подозревали о том, что их просто напросто используют, и даже гордились так называемым знакомством лично с товарищем Сталиным.

Естественно, таких побаивались в их же окружении, но, тем не менее, принимали за своих, так как сам Сталин очень редко о себе давал знать, и не создавал поводов для так называемых разговоров.

Потому, сами разговоры он зачастую прослушивал сам лично, благодаря тем самым людям, а иногда мог даже присутствовать где-нибудь за стеной или наблюдать через очень тонко просверленное отверстие.

Он любил заниматься этим лично и старался куда-либо не опаздывать, если его приглашали по так называемому настоятельному приглашению посетить с точно указанным адресом.

Такие, аккуратно сложенные записки он получал довольно часто и так же часто отправлялся куда-либо погулять, как он уже сам объяснял охране, держа ее на довольно порядочном расстоянии от объекта своего наблюдения.

Естественно, охране такое положение вещей не сильно нравилось, но деваться было некуда и приходилось мириться с такими проделками хозяина.

Бывали случаи докладов о не позволительном для руководителя государства пренебрежении присутствием охраны, но после некоторых чисток таких рядов, все заметно успокоилось, и уже никто не мешал ему делать то, что он и хотел.

Конечно же, все это проделывалось в Москве и лишь в редких случаях, сам Сталин по-настоящему пускался в бега.

Отсутствовал он недолго и для этого привлекал сеть сотрудников международного ведомства, одним из которых и был так называемый «молчун», который только недавно вышел из его кабинета.

Самого Сталина в моменты его периодического, но все же довольно редкого отсутствия, практически никто не заменял, и все покрывалось тайной или прикрывалось какой-либо протекающей болезнью.

Зачастую сами охранники, дежурившие под дверью, не знали точно, находится ли за ней руководитель государства или нет. Входить было строго-настрого запрещено, и такая своеобразная безответственность могла вполне обернуться расстрелом.

Все же государственного характера дела Сталин вполне естественно передавал кому-то из своих подчиненных и по-своему строго просил его лично не беспокоить некоторое время.

Таким образом, он избавлялся на время от всех дел и мог преспокойно наблюдать за тем, как страна сама по себе превращается в настоящее мощное государство, а люди так же по-настоящему строят так называемый коммунизм.

Но это, если дело касалось простых людей, которым сам Сталин все же верил и им же каждому об этом напоминал.

В деле же всего начальствующего состава, как обозначал всех лично он сам, было абсолютно другое.

Он прекрасно понимал, что так называемая верхушка живет своей, так сказать, посреднической жизнью, которая никак не увязывалась с жизнью простого рабочего или крестьянина.

И он не верил их внешне выражаемому простодушию и горячим по-своему рукопожатиям.

Сталин понимал, что все они сволочи и пролезли во власть вместе с ним на коне того большого революционного настроя, который присутствовал в стране.

Он также отдавал себе отчет в том, что если бы нежданно-негаданно случилась какая беда, все они заблаговременно покинули бы страну, удирая со своих постов и бросаясь во все стороны, сломя голову.

Такие вещи он уже наблюдал неоднократно и требовал по таким случаям незамедлительного партийного разбора.

Собственно говоря, тем и объяснялись его расстрельные статьи, подписанные им лично, а также, так называемая особая жестокость по отношению к населению.

Да, он ненавидел буржуазию во всех ее видах, и он не очень-то хотел лицезреть всех тех, кто ее виды представлял даже в далеком от него на настоящий момент прошлом.

Он искренне хотел вычистить их ряды и предоставить все государственные должности для обычного и простого народа.

Такое иногда удавалось, но зачастую все его внутренние потуги оказывались безуспешными.

Новый состав, приходя к власти своего исполнения, незаметно для самого себя порождал то же самое и тем самым несколько злил самого вождя, пытающегося добиться настоящей партийной чистки рядов.

Кровавый бум всех тех внутренних переживаний пришелся как раз на предвоенное время.

Сталин хотел избавиться от всех тех, кто представлял собой хоть какую-то опасность в плане того, что в случае чего, мог перекинуться на другую сторону.

Все же он прекрасно понимал, что как бы не была хороша для многих советская власть и каких бы наград она не раздавала тем самым большим начальникам, испытавшим прошлое на самих себе, все же им лично именно этого и не доставало.