Владимир Жуков - Сикстинская мадонна

Наконец-то! Наконец-то, боже! Дверь заветная в оружья царство! Сердце парня застучало громче. Растворится вот она, и встретит оружейник эскадрильи третьей Зачепило, капитан, помеха, что от малости работы летной за оружием следить поставлен.

Только дверь затворена – ни с места. Снова скверно заругался Леша, как заправский авиатор старый:

– Где ж ты, сука, РПДэшник чертов!? – он трагически в сердцах воскликнул. – Где ж ты, мать твою, болван несчастный!? – проорал и хромачом помятым в оцинкованную дверь ударил.

«Ну и армия страны Советов! РККА, – заверещало больно и трагически в мозгах уставших. – Разве можно где-то шляться, если ты на месте быть своем обязан! Разве есть не преступленье это!? А война когда? Что делать будем, наплюет на службу каждый коли? Нет. Негодные совсем порядки в нашей армии, прекрасно вижу! И, конечно же, предвидел Гитлер, нападая, разгильдяйство это. Знал, покуда соберутся, будет пить с японцами сакэ, рис кушать. Слава господу, мороз, дороги…»

Рвал-метал жених и разорвал бы пистолетчика, явись тот только. Но отметить что хочу: напрасно волновался лейтенант Емелин. Оружейник был мужчина строгий и ответственный в делах служебных, в деле выдачи собаку съевший, кобелину не одну большую. Потому-то знал товарищ четко время точное, когда повалят избавляться от стволов вояки. До заветного того момента полчаса еще, представьте, было. Что-то личное мужчина правил. Ну и что? И на здоровье воин. Человеку знать откуда было, что влюбился лейтенант Емелин и примчится вот сдавать оружье раньше всех на четверть часа целых, жизни воинской стандарт ломая.

Чу! Бурчанье в животе услышал лейтенант и ощутил желанье естество свое немедля справить. Как ни как, а в туалете парень не был сутки, что совсем не мало. И чтоб времени потом не тратить на сортирные дела, решил он в туалет сходить, который рядом находился, возле штаба прямо.

Вот, побеленый совсем недавно, «Мэ и Жо» простой объект, стандартный, тот, каких не сосчитать в Союзе. Лейтенант в него вошел, ширинку расстегнул, затем ремень широкий. И о, господи! О, правый боже! Соскользнула кобура с ПМ-ом да в отверстие в полу нырнула.

Видя очень, что дела плохие, лейтенант приник к дыре вонючей, став при сем на четвереньки на пол, разумеется, совсем не чистый, да во внутрь затем с тревогой глянул. И заметил в полумраке тусклом, как уходит кобура в пучину, унося с собой ПМ бесславно.

Смысл трагический предельно ясно стал понятен: утопил в говнище недотепа – офицер оружье! Сверххалатный распиздяй, какого нет нигде на белом свете больше! Нет военному страшней позора!

Покраснев от головы до пяток, не расплакался чуть было Леша. Ну, а тут еще и в мыслях злое зашипело: «Разве выйдет Лена за подобного тебе засранца!? Разумеется, что нет, конечно! Не захочет жизнь связать с мудилой, в туалете полковом который бестолково утопил оружье!»

Захотелось застрелиться парню. Только чем, скажите? Нечем было. Опозоренный, в дерьме вонючем пистолет лежал, глаза зажмурив, не глядеть на стыд-позор свой чтобы.

В воспаленной голове тасуя, по спасенью варианты Леша думать стал, как дальше быть, что делать. Поразмыслив нервно чуть, нашел он не решение хотя, однако не лишенное, пожалуй, смысла направление дальнейших действий: «Экипаж родной – спасенье только! В положении таком дурацком на него лишь одного надежда. До товарищей-друзей скорее!»

И пустился сколько духу было на стоянку, где как раз работал экипаж: меняли блистер задний у стрелка, в какой попала птица.

Несся Леша как стрела к стоянке, не бежал, летел над полем пулей. И успел застать в составе полном экипаж, что, завершив работу, самолет уже сдавал охране.

И лишь только на бетон стоянки Леша выбежал, так дико сразу заорал, что в легких мочи было:

– Караул! Пришла беда, ребята! Пистолет я утопил в сортире!

Авиаторы, которых трудно чем-то было удивить по жизни и видавшие всего довольно, тут опешили всерьез. Во-первых. Двухгодичник, что молчал как рыба, длинно вдруг заговорил и громко. Во-вторых. В СА о том, что кто-то в туалете утопил оружье, анекдотов не ходило даже. И когда пришли в себя немного, то второй силовичок бывалый, лейтенант старшой Фомин, воскликнул:

– Неужели так обрыдла пушка, что топить решил сперва, в говнище, да одумался потом, Емелин?

– Так нечаянно же ведь, ребята! – разобижено воскликнул Леша. – Разве стал бы я бросать ПМ свой в туалет со зла? Да нет, конечно! Пистолетчик все, мудила это, Зачепило, мать его, заразу, суку за ногу, помеха хренов.