Мэй Фэн - Бодхисаттва. Китайская сказка о любви

– Священник попросил меня преподавать и сказал, что Бог потом меня отблагодарит за помощь.

– Она в такой холод ездит на велосипеде в какой-то злачный район, и ей за это еще не платят! – Тамара всплеснула руками, удивляясь несправедливости нашего мира.

– Тамар, не возмущайся. Тебе бы в организации по борьбе за права человека работать.

– Сегодня, правда, очень холодно, даже если как следует перекрутиться шарфом. – Поэтому пришлось прибегнуть к крайним мерам, – вступила в беседу Кристина.

– Интересно, что это у Вас за методы обогрева? – деловито поинтересовалась Олеся.

– Ладно, ладно, – хихикнула Кри, – я предложила выпить немного Бейлиса перед дорогой. Надеюсь, твои ученицы не почувствовали прекрасного градусного аромата.

Тамара саркастически улыбнулась:

– Хорошо, подытожим: в темный вечерний час, когда все китайские студенты добросовестно жевали цветную капусту в столовой, Мэй, под предлогом разогрева, отхлебнув Бейлиса прямо из горла, села за руль велосипеда без тормозов и отправилась в детский сад, заметьте непростой, а при церкви, чтобы, будучи уже нетрезвой, обучать пуританок праведниц китаянок развратному испанскому танцу страсти. Да, Бог, конечно, за такое тебя отблагодарит.

Кристина так и брызнула недопитым кофе от смеха.

– О, Боже, Тамара! Ну, ты умеешь все выставить в лучшем свете. Давай дальше. Что у нас на повестке. Не будем обсуждать только мои дела. Как у тебя прошел урок пения с умопомрачительным преподавателем? – я торопливо перевела тему.

– Неважно.

– Почему?

– Потому что умопомрачительный преподаватель помрачился умом.

– От красоты твоей обезумел бедняга, – сочувственно вздохнула Олеся, доедая последнюю печенюшку из палетиэленого пакетика.

– Говорит: «А теперь я научу тебя дышать».

– Ладно, хоть не искусственное дыхание собрался делать.

– Положил руки мне на грудную клетку и, как врач, командует «дыши-не дыши». Я и так уже стою, совсем не дышу.

– Такими темпами ты скоро запоешь как оперная певица, – с тревогой посмотрела на Тамару Кристина.

– Или как певица Пекинской оперы… – игриво подхватила Олеся.

Телефон на моих коленях весело запрыгал, как будто радуясь, что, наконец, прилетело сообщение от Шэнли. «Никто не заметил, уф…».

– Девочки, у меня дела, вы продолжайте совещание, я подойду позже.

– Пьяная преподавательница танцев собирается продолжать свои сегодняшние подвиги, – захихикала вся кампания мне вслед.

Между тем, я птицей взлетела вверх по лестнице, на ходу читая сообщение: «Жду тебя у северных ворот». Я забежала в комнату, делая все быстро, словно на дворе ядерная война, и только что объявили об эвакуации. Оставила кофе засыхать на стенках кружки, закрутилась шарфом, пшик-пшик два выстрела духами, схватила ключи от велосипеда и вихрем понеслась на парковку на заднем дворе, где меня ждал велосипед. «Маневрируем, девочка с термосом пройдена. Раз – лежачий полицейский, прыжок, студент идет, копаясь в телефоне, тревога. Два – лежачий полицейский, пройдено, спрыгиваем перед воротами на ходу, как самый лихой мушкетер. Все-все, вот она знакомая синяя куртка. О, нет! Одногруппники-корейцы, ставим велосипед в сторону, тянем время, делая вид, что закрываем замок на велосипеде, выжидаем пока корейцы пройдут. Сделано, не узнана, как грабитель в поздний час». Люди, действительно, никогда не заметят то, чего не ожидают увидеть.

Точно агенты спецслужб, мы переглянулись и пошли по направлению к городской стене. Хотя было темно, за руки взялись, только отойдя от университета на приличное расстояние. Мы решили держать все в тайне, так как разговоров будет целое море, что может принести нам немало хлопот.

Запах дождя смешался с ароматом опавших листьев, которые то и дело медленно слетали откуда-то с небес

Запах дождя смешался с ароматом опавших листьев, которые то и дело медленно слетали откуда-то с небес. Время остановилось, а с ним и капли дождя, превратившись в туман, словно зависли в воздухе. Каменные львы мокли под дождем. В лучах уличного фонаря было видно, что мелкий нежный дождь все еще идет. Особенно напоминали кадры из фильма развесистые ивы над каналом возле старой городской стены. В нашем только-только зарождающемся общем мире едва заметные движения становились значимыми и символичными. Когда я моргала, мои непривычно длинные для Шэнли реснички бились о его улыбающуюся щеку, как крылышки ночной бабочки, прилетевшей на свет и бьющейся о стекло. Он смеялся, когда мы держались за руки, и мой большой пальчик, не желая мерзнуть в одиночестве, весело нырял в его теплую ладонь.